Молли имеет право - Анна Кэри

— Ты прекрасно знаешь, что мы не разрешаем тебе вот так просто сбегать, — заявила мама.

— Но я же сказала, что иду к Норе!

— Я не расслышала, что ты там вопила. И в любом случае это не повод шататься где-то целых два часа.

Мне пришлось лечь спать без ужина, хотя я и объясняла, что мы с Норой учили латинские глаголы (что, конечно, было враньём, но мама-то этого не знала. А если бы я и в самом деле учила латинские глаголы, было бы ужасно несправедливо меня за это наказывать). Впрочем, насколько я понимаю, наказания на этом не закончились.

Гарри, разумеется, снова отпускал дурацкие комментарии — на этот раз о том, что девчонки даже время не умеют определять. Но он и близко не такой остроумный, каким себя считает.

«Всё мы прекрасно умеем, — ответила я. — Просто слишком увлеклись латынью, вот и не заметили, что уже поздно». (К этому моменту я уже столько раз соврала, будто мы с Норой учили латынь, что сама почти в это поверила, а это, если подумать, даже несколько пугает.) Потом я напомнила Гарри, что моя школа — одна из лучших в стране по результатам годовых экзаменов, включая математику. Но он только расхохотался и, бросив напоследок: «Лучшие результаты среди девчонок? Это не слишком-то много значит», — удалился к себе.

Иногда я и в самом деле готова его убить. А ещё снова вспомнила, как та дама на митинге говорила, насколько по-разному в обществе относятся к мужчинам и женщинам.

В общем, ладно. Несмотря на то, что у родителей я всё ещё в немилости, мне очень хотелось похвастаться Норе, что я раскрыла тайну Филлис. В школу нас с утра провожал этот отвратительный Гарри, так что говорить я не могла, а как только он ушёл, мы наткнулись на нашу подругу Стеллу. Выходит, до первого урока, французского, у меня не было возможности поделиться с Норой новостями, и пришлось передать ей записку, в которой говорилось: «ФИЛЛИС — СУФРАЖЕТКА!!!» Как я уже говорила, обмениваться записками на уроках французского у профессора Шилдс всегда довольно рискованно из-за её сверхъестественного слуха и ястребиного зрения, но я и правда не могла больше сдерживаться, поэтому нацарапала эти два слова на клочке бумаги и передала сидевшей за соседней партой Норе. Прочитав записку, она выглядела ужасно удивлённой и, едва профессор снова отвернулась к доске, прошептала мне: «Это как?»

Но не успела я написать следующую записку, как профессор Шилдс, словно кобра, повернула к нам голову: очевидно, что-то заметила. И не только она. Грейс Молиньё, сидевшая позади Норы, определённо видела и как я передала записку, и как Нора на неё отреагировала.

— Всё в порядке, мисс Кентуэлл? — поинтересовалась профессор Шилдс.

— Да, профессор Шилдс, — ответила Нора. И больше я до самого конца урока не осмеливалась на неё взглянуть. А это было очень скучно. Мы занимались глаголами — учились произносить по-французски: «Я продала тётину авторучку. Я продаю тётину авторучку. Я продам тётину авторучку». Уж и не знаю почему, но ничему полезному нас, по-моему, ещё не учили. Зачем тогда вообще нужны эти уроки французского (точнее, en français, как говорят во Франции. Полагаю, чему-то я всё-таки научилась)? Если бы я на самом деле попыталась продать авторучку тёти Джозефины, меня бы, наверное, арестовали за кражу — уж она бы позаботилась.

Наконец, после получаса пустословия о столах наших дядюшек и платьях наших матерей, урок французского закончился, и профессор Шилдс вышла из класса. Но Грейс набросилась на меня даже прежде, чем я успела сказать Норе хоть слово.

— Ненавижу быть занудой, — притворно вздохнула она. — Но, знаешь, тебе не стоит писать записки во время урока, — а потом, обернувшись к Норе, добавила: — А тебе — их читать. Вам следовало бы сосредоточиться на французском.

— Спасибо, я и без тебя прекрасно справляюсь, — вежливо ответила Нора.

— Не сомневаюсь. Но, думаю, тёте Кэтрин это не понравится. И кроме того, ужасно отвлекает остальных. Как я смогу выиграть Кубок средней школы, если вы кидаетесь бумажками, пока мисс Шилдс пытается нас учить?

Тётей Кэтрин Грейс называет Норину маму. Бедная, бедная Нора: ей приходится следить не только за тем, чтобы Грейс не наябедничала на неё учителям, но и за тем, чтобы она не наябедничала её, Норы, родителям.

— Я едва могла сосредоточиться на глаголах, — поддакнула Герти Хейден. Она, конечно, не такая противная, как её лучшая подруга Грейс, но одно это хорошей её тоже не делает. Всякий раз, когда Грейс затевает что-нибудь раздражающее, Герти её поддерживает, независимо от того, согласна она с ней или нет.

Сейчас-то мы прекрасно знали, что Герти и не пыталась сосредоточиться на глаголах. Её вообще интересуют только хоккей и теннис. Иногда я думаю, что единственная причина, по которой Грейс с ней дружит, заключается в том, что Герти не угрожает претензиям Грейс выиграть кубок.

Нора смерила обеих надменным взглядом. Иногда она удивительно похожа на знатную пожилую даму — во всяком случае, удивительно для маленькой рыжей девчонки из Драмкондры.

— Так что же ты не пожаловалась профессору Шилдс? — свысока поинтересовалась она.

Грейс звонко захихикала.

— Не говори глупостей, — сказала она сквозь смех. — Я же не ябеда.

— Правда? — вскинула бровь Нора. — Ты меня удивляешь. Пойдём-ка отсюда, Молли.

И она взяла меня под руку (чего мы тоже не должны делать, поскольку монашки столь близкой друж бы между девочками не одобряют: говорят, мол, это «нездорово», хотя я и не очень понимаю почему. Можно подумать, мы с Норой заразные).

Грейс проводила нас сочувственной улыбкой (крайне раздражающей), а потом они с Герти принялись болтать с Мэй Салливан — она новенькая и иногда общается с Грейс и Герти (наверное, потому, что в отличие от нас, знающих Грейс уже много лет, не может рассмотреть за приторно-сладкими манерами её настоящее лицо).

Пока мы с Норой шагали в лабораторию, на следующий урок, я сказала ей:

— Знаешь, не то чтобы ты была неправа, но, может, нам не стоило ссориться с Грейс?

— Это ещё почему? — возмутилась Нора. — Она этого вполне заслуживает! Как она вообще смеет упоминать маму и указывать, читать ли нам записки!

— Это правда. Но, может, именно сейчас нам лучше не попадаться ей под горячую руку? Особенно если… — я умолкла.

— Если что? — нетерпеливо переспросила Нора.

Я огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что ни Грейс, ни кто-либо другой не подслушивает.

— Ну, мне кажется, я не отказалась бы побольше узнать о… о том, что значит быть суфражеткой.

И так быстро, как только могла, рассказала ей, что случилось вчера вечером и что говорила на митинге та дама, миссис Джойс.

— Знаешь, она ведь совершенно права, — горячилась я. — Подумай хотя бы о Гарри: ему сходит с рук такое, за что нам влетело бы по первое число.

— Да, ты права.

— И он вечно получает лучшие кусочки курицы! — добавила я, возвращаясь к своей любимой теме.