Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви - Олег Шамонаев

Александровке, Блиновка тож17. Мы сами оттуда. А здесь у нас сородственники. Сами мы бывшие солотчинские крестьяне. Только братия лет семь назад продала нас помещику Александру Ивановичу Головину. С тех пор мы в Блиновке. И не жалуемся: церкву вот построили, и отца Митрия, значит, туда назначили.

— Что ж, добрые люди, передавайте батюшке поклон и от меня, — подхватил торжественный тон юноша. — Скажите, что я живой, имею кров и еду, хотя мать моя Васса теперь на небесах. И остался я один на свете сиротой — без братьев и сестёр.

Мартин был уверен, что посланцы в курсе предыдущих подвигов отца Митрия — сородственники им точно пересказали все сплетни. Но напрямую говорить он не решался. А весть о гибели нерождённого ребенка передать требовалось обязательно. За этим монах (теперь уже бывший) и отправил к нему оказию.

Весь тот разговор забылся из-за переживаний вокруг Синь-камня. Но теперь юноша подумал: «Раз Митрий — отныне служит в церкви, почему бы не исповедаться именно ему?». До Блиновки, как сказали гости, три-четыре дня пешего пути. Выбраться туда непросто, но ради того, чтобы не открываться попу Савве, Мартин был готов доползти хоть до Сибири. Да, отец Митрий был вором и предателем. Но оставался опытным и разумным человеком. И юноша, несмотря ни на что, надеялся получить от него не только донос в епархию, но и ценный совет — как излечиться от древней нечисти, проклятия Синь-камня.

Через пару дней план Мартина неожиданно стал претворятся в жизнь. Началось с того, что Геля впервые в жизни сама подошла к юноше, и отведя его в сторону, спросила:

— Ну как, Мартин, сходил на исповедь?

— Нет, не сходил. Но схожу. Только не в нашу церкву. Я ведь не обещал тебе исповедоваться именно у Саввы.

— Ты что-то темнишь. Ну ладно, сейчас не об этом. Мартин, ты же колдун и можешь лечить, так?

— Ну я не знаю…

— Я думаю, что можешь. И поэтому ты должен вылечить для меня ещё одну девочку.

— Какую ещё девочку?

— Это пока секрет. Скажи, ты только грудные болезни изводишь или гнойные тоже?

— А что случилось-то? И почему твою девочку не лечат наши знахари?

— Лечат. Её даже к настоящему дохтору в Шацк возили.

— И что дохтор?

— Устроил кровопускание. Но дурь всё это, не помогло. А мне её жалко. Мартин, помоги!

«Одной девочкой» оказалась дочь старосты Ася. Её считали первой деревенской красавицей, но Мартину она не нравилась. В первую очередь тем, что девушку звали также, как его покойную мать. Ася обладала очень необычной внешностью — у неё были белые волосы, белые брови, белые зубы. И всё остальное наверняка тоже было белым. Сельские парни не могли отвести от неё восхищённых взоров, но ухаживать опасались. Асю тоже готовили непростому жениху. Даже договорённости были — то ли с каким-то военным, то ли с судейским. Хотя со свадьбой не торопились.

На всех воскресных службах в храме без году видная невеста стояла в первых рядах. А во время визитов в село разного рода начальников — прислуживала им за столом. Ходили слухи, что неприступность Аси сильно преувеличена, и в тихом белом омуте водятся озорные бесята. Но гадости сельские сплетники придумывали о каждом (и в огромном количестве) — в том числе о Мартине.

Восторгов вокруг дочери старосты сирота не разделял — толстая коса и ямочки на щеках были не в его вкусе. Но, если Ася больна, её и вправду было жалко. И он собирался вылечить красавицу. Другое дело — как?

* * *

Через пару дней Геля спровадила из дома родителей с сёстрами, и привела подругу в кузню к Мартину. После приветствий Ася поставила ногу на табурет и так многозначительно приподняла юбку, что юношу прошиб холодный пот. На ноге красовался большой черный веред, уже вскрытый и увешанный противными комьями. Наверное, кто-то пытался лечить рану глиной или сырой землёй, или ещё какой-то ерундой, рискуя довести дело до антонова огня18.

Мартин не считал себя лекарем, но всяческих ссадин, порезов и ожогов у него с раннего детства было множество. В болезненных отметинах на теле парень разбирался очень хорошо. И в гнойнике на ноге девушки не видел ничего смертельного. Сначала Мартин даже подумал, что его разыгрывают. Но с другой стороны — к чему Асе было светить перед ним своими белыми ножками без серьёзных на то оснований? Надо было лечить, если взялся.

Первым делом Мартин отмыл веред, вторым — прижёг рану тряпкой, смоченной в кипятке, не обращая внимания на недовольное пыхтение Аси. А потом покрыл гнойное место мазью из чистотела, льняного масла и пчелиного клея. Его рецепт юноша вычитал в книге отца Митрия, и теперь использовал от волдырей, которые постоянно получал в кузне. Болезной он велел покрывать этой мазью ногу два раза в день. Проделав всё это, помощник кузнеца заметил в глазах девушек разочарование. Он действовал как обычный знахарь, а от Мартина ждали чего-то этакого, мистического.

И тогда он решил подыграть: провёл одной ладонью около раны, а второй — со стороны икры, не касаясь кожи. И строго спросил Асю:

— Чувствуешь тепло?

— Да. Мне вроде бы даже жарко, — удивленно отозвалась девушка.

— Ну всё, теперь должно быстро зажить, — пообещал Мартин, хотя совсем не был уверен в успехе.

В отличие от недавнего случая с приступом кашля у Гели, кровь в нём не бурлила. Ну, может только слегка пузырилась — да и то не от целительского ража, а от вида голой девичьей ноги. «Только бы ей хуже не стало», — подумал Мартин и перекрестился. Меж тем, дочь старосты одёрнула юбку и выжидательно спросила:

— И чего ты хочешь за свою ворожбу?

Было видно, что она ждёт просьбы о поцелуе или какой-нибудь другой наглой выходки. Но Мартин поразил всех:

— Ася, мне нужна подорожная в Блиновку. Ты можешь уговорить своего отца?

— Какая ещё Блиновка? И зачем тебе подорожная? — девушка была обижена в лучших чувствах, ведь ей не дали возможности отказать Мартину в наглой выходке.

— Мне надо к отцу Митрию, он теперь там, — спокойно продолжал мнимый колдун. — А без подорожной меня арестует первый же разъезд.

— Ладно, я попробую. Но что у тяти на уме, мне не ведомо. Поэтому и обещать не стану, — Ася бросила на Мартина томный взгляд, махнула рукой Геле и ушла.

— Ты ничего не заметил? — спросила Геля, когда дверь за подругой закрылась.

— Веред у неё запущенный. Какие-то коновалы лечили, а не лекари, — пустился в объяснения