Небесный фермер. Среди планет. Космическое семейство Стоун (сборник) - Роберт Хайнлайн

Взять, к примеру, миссис Тарбаттон – ту самую женщину, что хотела позавтракать. Полагаю, она, как и все остальные, училась в школе, но продолжала настаивать, чтобы капитан хоть что-нибудь сделал. Я понятия не имел, что он мог бы сделать, – разве что найти для нее какой-нибудь маленький астероид.

Не то чтобы я не сочувствовал ей – или даже себе самому. Доводилось оказаться в эпицентре землетрясения, когда все, от чего ты когда-либо зависел, внезапно обрушивается на тебя и твердая почва под ногами перестает быть таковой? Вот примерно так же и тут, только намного хуже. Здесь не место повторять школьный курс физики, но, когда космический корабль движется по траектории свободного падения, прямо вверх или в любом ином направлении, все внутри него движется вместе с ним и ты бесконечно падаешь – что неизбежно отражается на твоем желудке.

Именно это я заметил первым. Пристегнутый к койке, я не мог никуда уплыть, но чувствовал слабость, дрожь и головокружение, словно мне дали хорошего пинка в живот. Потом мой рот наполнился слюной, я сглотнул и тут же очень пожалел, что съел ту конфету.

Но наружу она все-таки не вышла.

Единственное, что меня спасло, – отсутствие завтрака. Некоторым не так повезло, и я старался не смотреть в их сторону. Я намеревался отстегнуться сразу же после выхода на орбиту и взглянуть в иллюминатор на Землю, но полностью утратил к этому интерес. Пристегнутый к койке, я сосредоточился на своем бедственном положении.

Из люка с соседней палубы выплыла стюардесса, оттолкнулась носком ноги, удержалась рукой за центральную опору и повисла в воздухе в позе ласточки, глядя на нас сверху. Смотрелась она весьма симпатично – если бы я был в состоянии это оценить.

– Как самочувствие? – весело спросила она.

Дурацкое замечание, но, полагаю, обычное для медсестер. Кто-то застонал, а в другом конце отсека заплакал младенец.

Стюардесса подплыла к миссис Тарбаттон и спросила:

– Теперь можете позавтракать. Чего бы вы хотели? Яичницу?

Я стиснул зубы и отвернулся, желая ей заткнуться. Снова повернув голову, я увидел, что она поплатилась за свой идиотский вопрос и вынуждена теперь заниматься уборкой.

– Гм… мисс… – сказал я, когда она закончила с миссис Тарбаттон.

– Эндрюс.

– Мисс Эндрюс, кажется, я передумал насчет того укола от тошноты.

– Без проблем, дружок, – улыбнулась она и, достав из маленькой сумки на поясе инъектор, сделала мне укол.

Кожу обожгло, и на мгновение мне показалось, что со съеденной конфетой я все-таки расстанусь. Но потом все улеглось, и я почувствовал себя почти счастливым – насколько это было возможно в данной ситуации.

Покинув меня, стюардесса сделала уколы еще нескольким, которые до этого храбрились так же, как и я. Миссис Тарбаттон получила другой укол, полностью лишивший ее чувств. Один или двое смельчаков отстегнулись и поплыли к иллюминаторам. Я решил, что чувствую себя достаточно хорошо, чтобы попробовать тоже.

Плавать в невесомости оказалось не столь легко, как можно было бы подумать. Отстегнув ремни, я сел – больше в мои планы ничего не входило. Внезапно я обнаружил, что неуправляемо барахтаюсь в воздухе, отчаянно пытаясь за что-либо ухватиться.

Перекувырнувшись, я врезался затылком в нижнюю сторону палубы рубки управления и увидел звезды – не те, что в иллюминаторах, а у себя в голове. Затем палуба с койками на ней начала медленно приближаться ко мне.

Я сумел схватиться за какой-то ремень и затормозить. Койку, к которой он относился, занимал некий маленький толстячок.

– Извините, – сказал я.

– Ничего страшного, – ответил он и отвернулся, словно мое присутствие крайне ему не понравилось.

Оставаться там я не мог, но не мог и вернуться к собственной койке, не хватаясь за ремни других занятых. Снова оттолкнувшись, на этот раз очень мягко, я сумел за что-то удержаться, ударившись о противоположную палубу.

Вся она была усеяна скобами и тросами. Не отпуская рук, я подтянулся по-обезьяньи к одному из иллюминаторов.

И впервые увидел Землю из космоса.

Не знаю, чего я ожидал, но явно не этого. Земля выглядела в точности так же, как в учебнике географии или, может быть, даже скорее, как в заставках телевизионной станции Супра-Нью-Йорк. И все же она отличалась. Пожалуй, разница была примерно такая, как между описанием хорошего пинка под зад и настоящим пинком.

Не на словах, а вживую.

Прежде всего, она не располагалась в точности по центру, как на телевизионном экране, но касалась края иллюминатора, а корма корабля вырезала из нее большой кусок Тихого океана. И она двигалась, уменьшаясь в размерах. Пока я висел у иллюминатора, она уменьшилась примерно вдвое, становясь все более круглой. Колумб был прав.

Земля медленно поворачивалась – передо мной слева направо проплыла оконечность Сибири, затем Северная Америка и наконец северная половина Южной. Канаду и восточную часть Северной Америки закрывали ослепительно-белые облака – белее даже полярной шапки. Прямо напротив нас в океане отражалось солнце, от которого болели глаза. Остальная часть океана, не затянутая облаками, имела почти пурпурный цвет.

Зрелище было столь прекрасным, что у меня перехватило дыхание. Мне хотелось протянуть руку и дотронуться до Земли.

А позади нее сияли звезды, более яркие, крупные и многочисленные, чем можно увидеть с антарктической базы Литтл Америка.

Вскоре вокруг столпилось больше народу, желавшего взглянуть на Землю. Матери пытались успокоить отчаянно толкающихся детей и сами делали глупые замечания. В конце концов я вернулся на койку, пристегнулся одним ремнем, чтобы не уплыть, и погрузился в размышления. Стоило гордиться тем, что ты родом со столь большой и прекрасной планеты. Внезапно я сообразил, что так и не видел ее всю вблизи, несмотря на все путешествия, которые мы совершали на уроках географии, поездку на скаутский слет в Швейцарию и отдых в Таиланде вместе с Джорджем и Энн.

И теперь я знал, что никогда больше не увижу Землю, отчего мне стало весьма грустно.

Подняв взгляд, я обнаружил стоящего передо мной парня.

– Что с тобой, дорогой мой Вильям? – спросил он. – Тошнит?

Это оказался тот самый балбес Джонс. Меня словно обухом по голове ударило. Если бы я знал, что он собирается эмигрировать, я бы дважды подумал, прежде чем решаться на такой шаг.

Я спросил его, откуда он взялся.

– Естественно, оттуда же, откуда и ты, – ответил он. – Я задал тебе вопрос.

Я сообщил ему, что меня вовсе не тошнит, и поинтересовался, с чего у него вообще возникла столь дурацкая мысль. Схватив меня за руку, он повернул ее так, что стала видна красная точка от укола, и рассмеялся. Я отдернулся.

Снова рассмеявшись, он показал свою руку, на которой тоже была красная точка.