Полночный прилив - Стивен Эриксон

Затем, чтобы снова достичь равновесия, был рожден Элейнт, и хаос обрел плоть – плоть драконью. Правила Королева, убиваемая снова и снова каждым ребенком, которого приносила. И ее Консорт, не любящий никого, кроме себя. Вассал – слуга и телохранитель, обреченный на вечное поражение. Рыцарь, клинок самого Хаоса – не вставай на его пути! И Врата, которые есть дыхание. Вивал, порождение драконов, и Дама, Сестра, Пьющий кровь и Землемер. Павшие Драконы.

И остается еще одна Обитель…

Удинаас в унисон со всеми прошептал:

– Пустая Обитель.

Пернатая Ведьма внезапно наклонила голову, ее чело нахмурилось.

– Что-то кружит над Пустым троном. Не знаю что, но… кружит. Бледная рука, пляшет сама по себе… нет, это…

Она оцепенела, из ран на плечах хлынула кровь, и ее оторвало от пола.

Крича, собравшиеся повскакали на ноги и ринулись вперед, протягивая руки.

Поздно! Невидимые когти сомкнулись крепче, и невидимые крылья взметнули пыль в сарае. Пернатую Ведьму понесло в тень под закругленным потолком. Она закричала.

Удинаас бросился, расталкивая всех, к деревянной лестнице, ведущей на чердак. Щепки впивались в ладони, когда он карабкался по крутым грубым ступеням. Крики Пернатой Ведьмы наполняли воздух, пока она извивалась в невидимых когтях. У воронов нет таких когтей…

Он добрался до чердака, не отрывая глаз от Пернатой Ведьмы, в шаге от края прыгнул в воздух и, растопырив руки, пролетел над головами толпы внизу.

Он целился в беснующийся воздух, пытался дотянуться туда, где парило невидимое существо. И столкнулся с тяжелым чешуйчатым телом, обхватил руками нечто липкое и мускулистое. Раздалось дикое шипение, над левым плечом лязгнула челюсть. Остро отточенные зубы проткнули кожу, глубоко вонзившись в плоть.

Удинаас заревел.

Вивал, порождение элейнтов…

Левой рукой он пытался нащупать на поясе рыболовный нож.

Зверь вцепился в плечо, и хлынула кровь.

Нащупав потертую деревянную рукоятку, Удинаас выхватил кривой нож. Внутренняя кромка была остро наточена, чтобы легко срезать узлы. Извиваясь, стиснув зубы, стараясь не обращать внимание на челюсти рептилии, кромсающие изодранное плечо, он нанес удар сверху вниз – туда, где должна была находиться одна из лап вивала. Попал. Снова полоснул внутренней кромкой ножа по сухожилиям.

Зверь взревел.

И отпустил Пернатую Ведьму.

Она рухнула в лес поднятых внизу рук.

Удар когтей пробил грудь Удинааса.

Он взмахнул ножом – и снова попал. Лапа отдернулась.

Челюсти разжались – и снова сжались, теперь на шее.

Кривой нож выпал из разжавшейся руки. Кровь залила рот и нос.

И снова взревел вивал, теперь от ужаса и боли; звук вырывался из ноздрей чудища горячими струями, обжигавшими спину Удинааса. Челюсти раскрылись.

Удинаас полетел вниз.

И больше ничего не чувствовал.

Все потянулись к выходу, когда Ханнан Мосаг тронул Трулла за плечо.

– Останься, – тихо произнес он. – И твои братья пусть останутся.

Трулл наблюдал, как уходят группками знакомые воины. То и дело можно было заметить, как вспыхивает смятение на лице взволнованного воина, повернувшегося бросить последний взгляд на колдуна-короля и его к’риснан. Фир подошел ближе, за ним – Рулад. Лицо Фира оставалось непроницаемым – он ничему не удивлялся, – а Рулад, похоже, не мог успокоиться; он вертел головой туда-сюда, рука похлопывала по рукояти меча у пояса.

Еще двенадцать ударов сердца – и они остались одни.

Заговорил Ханнан Мосаг:

– Посмотри на меня, Трулл Сэнгар. Надеюсь, ты понимаешь: я не намерен критиковать твой поступок. Я и сам бросил бы копье в этого летери за его наглость. Я выставил тебя в плохом свете, прими мои извинения.

– Это ни к чему, государь, – ответил Трулл. – Мне приятно, что в моих действиях вы нашли точку опоры, чтобы повлиять на совет.

Колдун-король наклонил голову.

– Опоры. – Он улыбнулся, хотя и натянуто. – Тогда больше не будем об этом, Трулл Сэнгар.

Ханнан Мосаг перевел взгляд на Рулада и заговорил строже:

– Рулад Сэнгар, неокропленный, ты сейчас присутствуешь здесь, потому что ты – сын Томада… И мне нужны все его сыновья. Надеюсь, ты будешь слушать, а не говорить.

Рулад, неожиданно побледнев, кивнул.

Ханнан Мосаг прошел между двумя своими к’риснан – которым пришлось расступиться – и повел трех сыновей Томада с возвышения.

– Я понимаю, почему Бинадас снова странствует. У него нет якоря, верно? Ну ничего, расскажете брату, когда он вернется, обо всем, что услышите от меня сегодня.

Они вошли в чертог колдуна-короля. Тут не было ни жены, ни рабов. Ханнан Мосаг жил просто, в компании теневого стража. Просторная комната содержалась в строгом порядке.

– Три луны назад, – начал, повернувшись лицом к братьям, Ханнан Мосаг, – мой дух путешествовал, пока я спал. И было мне видение. Я находился на заледеневшей равнине – за землями арапаев, к северу и востоку от Голодного озера. Земля там всегда спокойна, но сейчас там рождается сильное присутствие, злое и безжалостное. Ледяная игла. Или копье – я не смог подобраться близко. Оно возвышалось над снегами, блистая, ослепляя отраженным солнечным светом. Что-то темное таилось в его сердцевине… – Глаза Ханнана Мосага помутились, и Трулл с содроганием осознал, что повелитель вновь оказался в том холодном пустынном месте. – Дар. Для эдур. Для колдуна-короля.

Он замолк.

Никто не проронил ни слова.

Вдруг Ханнан Мосаг протянул руку и вцепился в плечо Фира, пристально глядя на старшего брата Трулла.

– Четыре сына Томада Сэнгара должны туда отправиться. Забрать дар. Вы можете взять еще двоих – я видел в видении шесть пар следов, ведущих к ледяной игле.

Фир заговорил:

– Терадас и Мидик Буны.

Колдун-король кивнул.

– Да, правильный выбор. Фир Сэнгар, я назначаю тебя командиром отряда. Ты исполняешь мою волю, и никто не посмеет прекословить тебе. Ни ты, ни другие не должны прикасаться к дару. Возьмите его из ледяной иглы, заверните в шкуры, если получится, и возвращайтесь.

Фир кивнул.

– Ваше приказание будет исполнено, государь.

– Хорошо. – Ханнан Мосаг оглядел трех братьев. – Многие уверены, может, даже вы сами, что объединение племен было моей единственной целью, как вождя хиротов. Сыновья Томада, знайте: это лишь начало.

Внезапно в комнате возник кто-то еще; и король, и братья разом повернулись к входу.

На пороге стоял к’риснан.