1977. Кошмар Чапелтауна - Дэвид Пис

Радио Лидс

Вторник, 31 мая 1977 года

Отдел убийств Милгартского полицейского отделения.

Радкин, Эллис и я.

Время – начало седьмого утра. Сегодня вторник, 31 мая 1977 года.

Мы сидим вокруг большого стола, барабаня пальцами по столешнице. Телефоны молчат.

Через двойные двери входят заместитель начальника полиции Джордж Олдман и начальник уголовного розыска Ноубл, они кидают на стол две большие желтые папки.

Инспектор Радкин щурится на верхнюю и вздыхает:

– Да сколько же можно, черт их возьми.

Я читаю: Престон, ноябрь тысяча девятьсот семьдесят пятого года.

Черт.

Я знаю, что это значит:

Два шага вперед, шесть шагов назад -

Ноябрь 1975: еще никто не забыл стрэффордскую перестрелку, все сыты по горло внутренними расследованиями, Питер Хантер и его свора принюхиваются к нашим задницам. Сотрудники окружного полицейского управления Западного Йоркшира – спиной к стене, заткнув глотки, если ты понимаешь, что не нужно плевать в колодец, кусать руку, которая тебя кормит и т. п., Майкл Мышкин идет на дно, судья выкидывает ключ.

– Клер Стрэчен, – бормочу я.

Ноябрь 1975: ВСЕ НАЧИНАЕТСЯ ПО НОВОЙ.

Эллис не въезжает.

Радкин собирается его просветить, но влезает Джордж:

– Как вам известно, Клер Стрэчен, ранее судимая за проституцию, была найдена изнасилованной и избитой до смерти в Престоне в ноябре 1975 года. С тех пор прошло почти два года. Тогда к нам сразу же приехали ребята из Ланкашира, чтобы ознакомиться с делом Терезы Кэмпбелл, а Джон и Боб Крейвен ездили к ним в прошлом году, после убийства Джоан Ричардс.

Я думаю: они оттесняют Радкина от дела. Интересно, почему?

Я смотрю на него, он кивает, изо всех сил пытается участвовать в разговоре.

Но Олдман ему не дает:

– Короче, я не знаю, что вы там себе думаете, считаете ли вы Клер Стрэчен частью этой цепочки или нет, а мы снова поедем в Престон и выясним все подробности этого чертова дела.

– Только время терять, – вставляет наконец Радкин.

Олдман багровеет, Ноубл – темнее тучи.

– Простите, сэр, но мы с Бобом провели там в прошлый раз два дня – два, да? – и я вам точно говорю: это другой. Хотел бы я, чтобы это был один и тот же, но увы.

– Вы хотели бы, чтобы это был один и тот же? Что вы хотите этим сказать? – заблеял Эллис.

– Он оставил кучу улик, мать его. Я просто поражаюсь, что этого мудака до сих пор не взяли.

Ноубл хмыкает, всем своим видом говоря: это же Ланкашир, что там говорить.

– А почему вы так уверены, что это не он? – спрашивает Эллис.

– Ну, для начала он ее изнасиловал, а потом еще и вставил ей в задницу. Оба раза кончил, хотя, глядя на нее, я просто не понимаю, как ему это удалось, мать его.

– Уродина?

– Не то слово.

Эллис с полуулыбкой сообщает всем то, что мы уже и так знаем:

– Тогда это не наш паренек, на него это совсем не похоже.

– Да ему все равно, что трахать, лишь бы дырка была, – кивает Радкин.

– Что-нибудь еще? – спрашиваю я.

– Ага, значит, сначала он с ней как следует поразвлекся, а потом стал прыгать по ней, пока у нее не лопнула грудная клетка. Веллингтоны десятого размера.

Я смотрю на Олдмана.

Олдман улыбается.

– Ну что, закончили?

– Да, – говорит, пожимая плечами, Радкин.

– Это хорошо, потому что опаздывать вам не стоит.

– А-а, твою мать.

– Альф не любит, когда его заставляют ждать.

Альфред Хилл, начальник уголовного розыска ланкаширской полиции.

– Опять я? – спрашивает Радкин, оглядывая комнату.

Ноубл указывает на Радкина, Эллиса и меня:

– Вы трое.

– А что со Стивом Бартоном и ирландцем?

– Потом, Джон, потом, – говорит Олдман, вставая.

На стоянке Радкин швыряет Эллису ключи.

– Садись за руль.

Эллис от радости вот-вот кончит прямо в свои портки.

– Всегда пожалуйста, – отвечает он.

– А я пока вздремну, – говорит Радкин, садясь на заднее сиденье «ровера».

Солнце светит. Я включаю радио.

Пожар в ночном клубе «Кентаки» – двести жертв, пятеро обвиняются в убийстве капитана Найрака), двадцать один цветной подросток арестован в связи с серией уличных краж на юго-западе Лондона, двадцать три миллиона телезрителей смотрят Королевский конный кубок.

– Вот придурки, – смеется Эллис.

Я опускаю стекло и высовываю голову навстречу ветру. Мы набираем скорость и выезжаем на шоссе М62.

– Ты хоть знаешь, как ехать-то? – кричит с заднего сиденья инспектор Радкин.

Я закрываю глаза. Всю дорогу играли «1 °CС» и «ELO».

Где-то посреди поросших вереском пустошей, я внезапно проснулся, словно меня кто-то толкнул.

Радио молчит.

Тишина.

Я смотрю на легковушки и грузовики справа и слева от нас, на равнину за обочиной. Мне трудно сосредоточиться на чем-то другом.

Радкин просовывает голову между сиденьями.

– Ты бы видел, что тут творилось в прошлом году, в феврале, когда мы ездили к ним с Бобом Крейвеном. Попали в буран. Видимость – два метра. Жуть, мать твою. Я тебе клянусь, мы их слышали. Пересрали, бля, до смерти.

Эллис на секунду отрывается от дороги и смотрит на Радкина.

– А Альф Хилл был одним из главных, да? – спрашиваю я.

– Ага. Он первый ее допрашивал. Это его ребята нашли кассеты и все такое.

– Твою мать, – присвистывает Эллис.

– Ненавидит ее больше, чем Брейди.[10]

Мы пялимся на вересковые пустоши, солнечный свет отливает серебром, темные пятна нежданных туч, могилы без крестов.

– Этому, бля, конца не будет, – говорит Радкин, откидываясь на спинку сиденья. – Никогда.

Время – половина девятого. Мы въезжаем на стоянку главного ланкаширского полицейского управления в Престоне.

Инспектор Радкин вздыхает и надевает куртку.