Победитель - Ежи Жулавский

В тишине, которая настала после этих слов, слышны были только удары ветра, взметающего хлопья снега, которым всю долгую ночь, длящуюся четырнадцать земных суток, покрыта лунная почва.

Марк долго молчал, не отнимая ладоней от лица. Наконец убрал руки и, насупив брови, сказал сам себе громко и твердо:

– Один выход – победить.

Элем радостно всплеснул руками, но Марк его как не видел. Он смотрел куда-то в безвестную даль, где, нежданная-негаданная, крылась его судьба.

Авий настолько презирал ничтожеств, втершихся на Луну и называющих себя людьми, что не стал отправлять челядина с вопросом, почему на закате не была доставлена положенная дань и как понимать враждебную возню, затеянную на исходе дня вокруг замка о трех шпилях на берегу моря. Он просто принял решение: поселок на Теплых Прудах должен быть сожжен, а все население истреблено. Но не отдал приказа, которого томительно ждали топчущиеся вокруг выворотни. Понимал: гарнизон невелик; в случае сопротивления, – а вокруг замка копошились вооруженные люди, это он видел, – бой завяжется не на шутку и, как знать, чем кончится. Предпочел выждать до прибытия подкрепления. Поскольку именно в эту ночь под утро в замок должна была прибыть смена гарнизона и отряд с обозом для доставки за море собранной дани.

Крепостная башня, где обитал Авий, стояла посреди палисада, окруженного могучими стенами и примыкающего к небольшой укрепленной гавани. Шерны, составлявшие свиту Авия, а в еще большей степени – немногочисленные выворотни, носа не смели высунуть за ворота, зная, что договоры договорами, а их там поджидает верная смерть от рук ненавистного и ненавидящего населения. Но под защитой стен они чувствовали себя в безопасности. Полагались на толщину кладки, а еще больше – на свои страшные прозвания, которые заставляют любое человеческое существо держаться подальше. За убийство и даже за нападение на шерна месть полагалась жестокая. О выворотнях не очень пеклись, если кто-то из них забирался в глубь страны и там пропадал без вести. Хоть и составляли выворотни надежную челядь, шерны презирали их почти так же, как и людей.

Притом в случае серьезной опасности из замка всегда открыт путь к отступлению: днем – на кораблях, ночью – на буерах через замерзшее море. На буерах каждую четвертую ночь прибывали сюда за данью сородичи Авия. Вот их прибытия и поджидал наместник.

Однако от отдачи кровожадного приказа удерживала не столько здравая мысль военачальника, сколько отроду свойственная шернам лень. Надобно решиться, надобно кликнуть выворотней, да еще изволь им приказы отдавать!.. Мысленно он с наслаждением представлял себе, как играет пламя в ночном мраке, как звучит предсмертный хрип угодивших под нож, но лень было шевельнуться и вымолвить слово.

Он подремывал на широком ложе, набросив на блестящий густой мех мягкое красное покрывало; ноги с острыми кривыми когтями подтянуты под себя, ужасные шестипалые ладони укрыты под складками широких, перепончатых, нетопырьих крыльев. Рядом на медных треножниках курились изысканные благовония, шерн с наслаждением вдыхал пряный, одуряющий аромат. Затуманенный, сонный взгляд двух пар налитых кровью глаз устремлен к дверям, где, скорчась от холода, приятного господину, несли караул шестеро выворотней.

Подумалось, что уже полночь, пора бы смене и обозу быть на месте. И надо бы распорядиться, а все не хотелось. Выворотни с трудом и смутно понимали язык цветных пятен на белом фосфоресцирующем лбу шерна, а голос подавать уж и вовсе охоты не было. Расправил чуть занемевшие крылья, повел ими и с урчанием зевнул, распахнув беззубую пасть, окаймленную роговым наростом в виде широкого и короткого клюва с крючковатым зацепом посредине.

Выворотни напряглись, как свора хорошо выдрессированных собак, а один из них, детина по лунным меркам громадного роста, с сине-багровой шестипалой отметиной на щеке, вмиг оказался у ног господина и подобрался на полу, вопросительно заглядывая в налитые кровью бельма властителя.

– Смена прибыла? – промерцал ему шерн.

Выворотень, его звали Нузар, съежился, отчаянно заморгал и простонал:

– Господин…

Авий проскрипел:

– Тупица! Что псы, что люди, что вы – изволь голос вам подавать! Смена прибыла, я спрашиваю?

– Еще нет, господин, но уже на подходе.

– Дурак.

Повернулся на другой бок и велел подбросить в курильницы. Вывороти и с их человеческими – куда денешься? – легкими задыхались в невыносимом, густом дыму. Но не смели признаться в этом: срам не наслаждаться тем, что доставляет удовольствие высшему существу, самому шерну!

Тем временем Авий прикрыл подглаза, служившие для ближнего зрения, а дальнозоркие надглаза, в которых окружающие предметы расплывались в неясные пятна, устремил во мрак, предвкушая, каково налюбуется резней с высоты своей башни.

– Как прибудет смена, – скрипнул он, помолчав, – подожжете поселок.

– Может, не дожидаться? – чуть громче откликнулся Нузар, у которого разом вспыхнули глаза.

– Проглоти язык, пес, и слушай, что говорят. Вырезать всех. Разрешаю. Не доставлена дань. И так мне угодно. Крохабенну – псам на съеденье. Стар для меня, жесткое мясо. За полдня не размякнет. При нем там девка болтается… – Авий прищелкнул языком о роговой клюв.

– Ихазель ее зовут, – угодливо сунулся еще один выворотень, видать, из молодых, да ранний.

– Молчи, щенок. Может, от нее выворотни будут поумней, чем вы…

Вот как только прибудет смена…

Но смены все не было. Так и ночь прошла, и только ближе к рассвету двое шернов, дозор из приближенных Авия, доложили, что на море показались паруса буеров.

Наместник будто разом переродился. Вскочил, взмахнул тяжелыми крыльями и издал пронзительный визг, означающий то, что у людей именуется смехом.

– Пусть немного отдохнут и знатно погреемся. – Помрачнел. – Жаль, ночь кончается. Эх, ночью бы…

Стоявший у окна Нузар обратил к наместнику свою меченую рожу:

– Может, выйти навстречу, оказать помощь? Замок окружен. Кругом палатки под снегом. Всю ночь сторожили. Даже на льду посты расставлены.

Авий метнулся к окну и вгляделся дальнозоркими надглазами сквозь предрассветную мглу туда, куда указывал Нузар. И впрямь вокруг замка сплошным двойным кольцом замкнулись округлые сугробы, под которыми угадывались палатки. Тут и там курился дымок – значит, бодрствуют. Именно к этим сугробам со стороны замерзшего моря летели подгоняемые ветром крылатые буера шернов.

Наместник пристально вгляделся и вдруг весело разинул жуткий клюв:

– Не нужна твоя помощь. Струсили. Смотри!

Действительно, при виде несущихся буеров осаждающие разомкнулись, пропуская подкрепление в замок. Но то, что Авий почел за переполох в их стане, на деле было хитростью Ерета, который со своими людьми прикрыл самый важный участок – на льду против гавани, по небрежению не занятый солдатами первосвященника. Ерет опасался, что в случае ночного боя шерны этим путем могут выслать гонцов, чтобы поднять тревогу в своих заморских логовах. Проходу в замок небольшого отряда Ерет мешать не стал, но, как только тот проследовал, кольцо осады снова сомкнулось, чтобы из крепости никто не вырвался.