Победитель - Ежи Жулавский

– Я сорок четвертый и, как видно, последний первосвященник, который правил всем народом лунным. Я направлял его, ободрял и порицал, когда было за что, как мои деды и прадеды, пока он бедствовал и надеялся. Нынче этот народ провозглашает тебя, диковинного пришельца, тем самым Победоносцем, на которого уповал, а мне говорит, что кончены труды мои тяжкие. И пора мне, потому что моя сила убывает, потому что не знаю, что дальше делать. Полагаю свой сан и власть на пороге храма сего и последним первосвященническим словом упраздняю прежнюю веру, которая по сей день ободряла и поддерживала нас. Возведи новую своими делами. Видит Бог, иначе я не могу.

С этими словами он поднял руки, чтобы снять первосвященнический клобук.

Марк торопливо шагнул к нему и схватил за руку.

– Не надо! – воскликнул Марк. – Оставайся, кем был, правь, как прежде правил! Я тебя понял, мы же с тобой будем друзья, мы будем как братья!..

Крохабенна мягко вывел руку из пальцев Марка:

– Нет! Ни друзьями, ни братьями нам не бывать! Мы с разных звезд, и сказать не перескажешь, что это значит. А обычай таков, что либо ты мой подданный, либо я твой слуга. Первое невозможно, а второго я сам не хочу, покуда по твоим делам не доведаюсь, кто ты таков. С нынешнего дня не бывать тому, что было, и, стало быть, я не нужен.

Крохабенна снял клобук и бросил на каменные плиты, бросил посох, пояс и панагию, сдернул с плеч мантию из шкур, содранных с шернов в год великой былой победы, и, склонившись наконец перед пришельцем, расстелил мантию у его ног.

– Да проляжет твой путь во храм по этой мантии, которая шита из шкур наших ворогов, чтобы в нее облачались первосвященники, – сказал он. – Помни, что, вступая, ты попрал ее. Ты сломил нашу веру, так сломи же и наших ворогов, если хочешь, чтобы мы в грядущем благословляли тебя.

На том Крохабенна умолк и в одной ризе, с обнаженной седой головой, зашагал с паперти прямо в толпу, которая словно позабыла, чего только что с таким озлоблением требовала, и с невольным почтением расступилась перед ним.

Марк замер, словно не слыша, как толпа все громче требует, чтобы он вошел в собор, словно не слыша, что того же домогается и Элем, который успел-таки подхватить и водрузил себе на бритый череп первосвященнический клобук в знак того, что принимает власть.

Замер и с места не мог двинуться, молчаливый и призадумавшийся, видимо взвешивая в уме то, что услышал. И встревоженная его непонятным поведением, постепенно притихла и толпа на площади.

И вдруг он вскинул голову и уверенно ступил на расшитую жемчугом и кораллами черную мантию из шкур, содранных с шернов, которую последний первосвященник минувшей эры расстелил между ним и кипящими золотом дверьми собора.

При виде этого толпа разразилась общим воплем ликования. Вокруг забурлило от стремящихся припасть к ногам нового вождя, славящих и наперед благословляющих его имя, громозвучное грядущими одолениями.

Марк поднял руку в знак, что хочет говорить. Но время шло, а народ все не мог угомониться. Наконец толпа притихла. Марк набрал полную грудь воздуха, готовясь начать речь, – и застыл, не в силах вымолвить слова. Чуть севернее, над стенами замка о трех шпилях, взвилась густая туча черного дыма, она закрыла солнце, и прозвучал отчаянный и яростный вопль. Донесся лязг оружия, послышались протяжные командные окрики начавшегося сражения. Толпа заходила ходуном и расплеснулась. Одни бросились к ногам Победоносца, взывая о помощи, другие врассыпную устремились к своим беззащитным жилищам.

Это шерны под водительством Авия внезапным броском со стен крепости прорвали цепочку солдат первосвященника и ринулись на поселок, сея ужас, смерть и огненный дождь. Марк издали разглядел черные силуэты, они грузно реяли на широких крыльях, осыпая мечущихся внизу людей стрелами и горящими факелами.

Оттуда, где стояла, прислонясь к алебастровой колонне, Ихазель не могла понять слов, которыми встретил Победоносца Крохабенна, но звук голоса слышала и разумела, что говорилось об очень важном и очень торжественно. Черная мантия и высокий первосвященнический клобук заслоняли пришельца с далекой звезды, стоявшего несколькими ступеньками ниже. Ихазель проклинала и мантию эту, и затянувшееся приветствие, дрожа в нетерпении увидеть, наконец, желанный лик, но удивительный страх мешал покинуть убежище или хотя бы двинуться с места. Она словно силилась пронизать взглядом стоящую между нею и Победоносцем фигуру первосвященника, но когда Крохабенна сделал движение в сторону, способное открыть вид пришельца, она подумала: «Сейчас увижу!» и – невольно зажмурила глаза, а сердце, рвущееся вон из груди, придержала ладонями.

Дивное изнеможение охватило Ихазель. Она повернулась лицом в глубину собора и остановила бездумный взгляд на золотом символе Пришествия, которым был украшен главный амвон.

На миг почудилось, что былое еще не миновало.

Вот стоит на амвоне первосвященник Крохабенна, он говорит, а она, малолетняя девчушка, укрывшись в плотной толпе, слушает.

«Со звезды далекой, что сверкает над пустынями, явились люди во время оно.

И когда исполнятся сроки, оттуда ниспошлется светлый и лучезарный Победоносец.

И настанет на Луне день вечный во счастии».

Сквозь цветные стекла в собор проникают солнечные лучи, они играют на потемневшей стенной росписи, на головах внимающей паствы, золотистые, как эта сказка, рожденная мечтой:

«Со звезды далекой, что сверкает над пустынями…»

А каков Он окажется? Голубоглазый? Золотоволосый? А когда отверзнет юные, алые уста, что за голос раздастся? Что за призыв? Что за весть благая?

И проляжет Его путь через лунные горы и долы из конца в конец, от предела пустыни и до синего моря. И повсюду сиять Ему, подобно солнцу, улыбаться, подобно заре рассветной…

Но Он же здесь! Ихазель вздрогнула. До Него всего шаг! Она резко обернулась к дверям. Увидела, как дед снимает с головы золотой клобук и мечет на плиты паперти. Как катится клобук со ступеньки на ступеньку, а Элем, нагнувшись, поспешно ловит его, почему-то глаз не отвесть от его суетливых белых рук. И…

И донесся вскрик, и стало страшно от сознания, что это ее собственный. На расстеленную шкуру шерна ступил Он, и Его сверхчеловеческий вид поразил Ихазель в самое сердце.

– Он! – выдохнула она, впившись глазами в громадную светлую фигуру, которая возвысилась над лунной толпой, словно горделивый вулкан Отеймор над окрестными вершинами. Только что мучивший страх вдруг исчез – в душе воцарилась упоительная пустота и неведомо откуда нахлынувшее умиротворение.

«Да! Это Он! – твердило в ней что-то, твердило с невероятной силой внутренней убежденности. – Пришел!»

Все прочее по сравнению с этим показалось маловажным и ничего не значащим. С мертвой улыбкой смотрела Ихазель, как Крохабенна с непокрытой головой спускается с паперти, как Элем надевает первосвященнический клобук, как теснится толпа к ногам Победоносца.