История сахара. Сладкая и горькая - Питер Макиннис

Почему мы помним Христофора Колумба? И до него люди плавали в Атлантическом океане, заселяли острова и встречали туземцев. Св. Брендан, ирландский монах, пересек Атлантику в кожаном суденышке, и Лейф Эрикссон также достиг Северной Америки. Когда английские рыбаки в поисках трески добрались до богатых ею прибрежных вод Ньюфаундленда в 1480 г., скрытные баски из южной Франции и северной Испании уже побывали там, за 12 лет до Колумба, приплыв в Вест-Индию.

Колумб не может похвастать тем, что доказал, что Земля круглая, еще греки знали о сферической форме Земли за 2000 лет до его плавания. Они опирались на такие доказательства, как земная тень в форме круга на Луне во время лунного затмения, то, что корпус корабля исчезает за горизонтом раньше, чем его мачты, и даже на сравнение времени дня или ночи, когда затмение Солнца или Луны наблюдалось в разных странах Средиземнорья.

Еще до 200 г. до н.э. Эратосфен измерил размер земного шара, используя полуденные наблюдениях солнца в Асуане и Александрии для вычисления длины земной окружности. Он ошибся всего на 4 процента, но это не помешало ученым в течение многих лет неправильно интерпретировать его результаты. Эратосфену было что сказать, и он это сказал прямо: «Если бы размер Атлантического океана не был препятствием, мы бы могли с легкостью пройти морем от Иберии до Индии, придерживаясь одной параллели». Люди всегда путешествовали на восток, в Индию и Китай, по земле. Пешком это был долгий путь, и поэтому их приблизительные измерения всегда отбрасывали Индию дальше на восток, чем она была на самом деле. Другая проблема заключалась в том, что Эратосфен измерил мир в единицах, называемых стадиями, и никто точно не знал, как велика была стадия, так что приходилось гадать. К сожалению, стадия того времени была слишком мала (четверть от настоящей), и Земля оказывалась меньше, чем она есть. Это заставляло людей думать, что Индии ближе к Европе, едва ли не сразу за горизонтом, за островами Атлантического океана.

Вполне логично было попробовать доплыть до Индий, просто пересекая Атлантический океан в западном направлении. Все, что сделал Колумб, — попробовал реализовать то, что предложил Эратосфен. Конечно, Колумб совершил небольшую ошибку, ту самую ошибку всех ученых, о которой я уже упоминал. Имея приблизительные знания о том, как велика должна быть планета, а также зная, что все лучшие специи, и золото, и сахар прибывают из Индий, Колумб проверил на деле, насколько они далеко, если плыть на запад, а не на восток.

Возможно, мы должны помнить Колумба за поступок, который навсегда изменил Вест-Индию, — он привез сахарный тростник из Ла-Гомеры с Канарских островов на Эспаньолу во время своего второго плавания в 1493 г. Этим он, возможно, сделал больше, чем кто-либо еще, для формирования Америк, какими мы их знаем сегодня. Многие события из тех, что создали Новый Свет, так или иначе, имеют корни на плантациях тростника.

Конкистадоры, которые пришли вслед за Колумбом, решили, что тростник всегда был в Вест-Индии, поскольку он уже рос в индейских деревнях, впервые посещенных европейцами. Затем испанские миссионеры сообщили, что сахарный тростник растет также и на Филиппинах, и придумали целые замысловатые истории о торговцах, перевезших его через Тихий океан. Простое объяснение — в том, что, когда аборигены увидели и попробовали чудесный тростник, им не потребовалось много времени, чтобы вырастить свой собственный. Как не потребовалось много времени и для того, чтобы продать немного тростника в деревни, расположенные дальше вглубь материка. Таким образом, сахарный тростник распространялся по всей Вест-Индии быстрее, чем продвигались конкистадоры. Впрочем, к сожалению для индейцев, конкистадоры продвигались быстро.

Бартоломе да Лас Касас был доминиканским миссионером на Кубе в 1514 г., первым священнослужителем, рукоположенным в Индиях. В помощь его служению богу ему была пожалована земля, а также сто туземцев-карибов в качестве рабов. В течение трех лет этот воспитанный и порядочный человек с ужасом наблюдал, как карибы, принуждаемые к работе, заболевали и умирали и как их убивали испанские колонисты, когда те восставали. Будет лучше, обратился он к испанскому двору, завезти африканцев, которые приучены к такому труду. Он верил, что этот выбор был меньшим из двух зол, но он также считал, что меньшее из зол вряд ли вообще является злом, поскольку африканские рабы в Испании казались ему достаточно счастливыми, и они, несомненно, лучше справились бы с тяжелой работой в шахтах. В любом случае шахты вскоре будут выработаны, и рабы смогут быть освобождены для занятий сельским хозяйством, думал он.

Вместо этого работорговля еще сильнее окрепла, и африканских рабов вскоре стало больше, чем их белых хозяев. В 1530 г. на Сан-Доминго было 3000 рабов и всего 327 испанцев. К 1547 г. де Лас Касас стал епископом Чьяпы в Мексике, но сложил с себя полномочия и вернулся в Испанию, чтобы протестовать против работорговли — меньшего из зол, которое сам он и предложил во благо карибов и их мирных соседей араваков. На то, чтобы отменить то, что, как он предполагал, могло прекратиться так же быстро, как и началось, потребовалось три с половиной столетия, или пять полных поколений. Или 35 трудовых жизней африканских рабов, которые никогда не жили так же долго, как свободные люди. Рабство было крайне жестоким и безжалостным.

Де Лас Касас надеялся на то, что король выслушает его, но в 1555 г. этот шанс был потерян. Карл V озаботился своей душой, отрекся от престола и посвятил оставшуюся жизнь молитве в маленьком доме рядом с монастырем в Исте. Там он искал спасения в молитве, а не в добрых делах. Если бы король тогда выступил против рабства, возможно, половина тех, кто был силой перевезен через океан и вынужден работать до самой смерти, могла быть спасена. Бартоломе де Лас Касас провел остаток своих дней в борьбе, но уже никогда больше не был так близок к цели.

Его соотечественники совсем не обязательно были жестоки именно по отношению к рабам. Как и англичане, и представители большинства других народов того времени, они были жестоки по отношению ко всем людям, находившимся в их власти, не делая различия между свободными и рабами. Плохо обращаться с другими было в порядке вещей. Людей до сих пор сжигали на кострах, публичные казни, повешения, утопления и четвертования были обычным концом и для многих свободных людей. Ужасные вещи творились по отношению к рабам, но в основном потому, что их было больше, чем белых, и их надо было постоянно запугивать, чтобы они помнили — у них нет никаких прав. К тому же ни один разумный человек не стал бы просто так бить, убивать или калечить раба, во всяком случае не более чем он стал бы бить упряжную лошадь, чтобы заставить ее работать, ведь рабы и лошади были его собственностью и стоили денег.