Петля для губернатора - Андрей Воронин

– Объясняли, – спокойно ответил Губанов, отряхивая испачканные побелкой живот и колени. – Только в вашей конторе двери по ночам почему-то заперты, а возле той, которая открыта, сидит церберша в валенках. Эта старая гнида меня не пустила и даже отказалась тебе позвонить.

– Степановна, – проинформировал его Маслов, запирая окно. – У нее, брат, не забалуешь. Ты чего приперся посреди ночи?

– Значит, надо, раз приперся, – резонно ответил Губанов и, оглядевшись, уселся на стул. – Дело есть, Серега. Причем такое, которое лучше обсудить с глазу на глаз.

– Ты что, на иглу подсел? – спокойно спросил Маслов.

Это не было шуткой: для него подобные ситуации давно стали частью работы. Кто-то просил достать наркотики, кто-то, наоборот, умолял избавить от пагубного пристрастия, причем мгновенно и безболезненно… И тем, и другим доктор Маслов советовал застрелиться, не тратя лишних денег: похороны дешевле.

– Типун тебе на язык, – сказал Губанов. – Ишь, чего захотел! На мне не подзаработаешь, поверь.

– На твоем месте я бы не зарекался, – посоветовал Маслов. Он уже окончательно пришел в себя и с ходу перестроился на привычную манеру разговора. – Вот представь, что поймали тебя бандиты, но мочить не стали, а впаяли тебе дозу героина. Парочка уколов, и ты готов. Пятки им будешь лизать, на брюхе валяться, а потом, если ума хватит, приползешь ко мне. А ты придешь, когда темно, – блеющим голосом пропел он строчку из популярной некогда песни. – Вот как сейчас.

– Козел ты, Серега, – сказал Губанов. Видно было, что слова приятеля впечатлили его несмотря на шутливый тон.

Маслов в ответ отвесил шутовской поклон.

– Я к тебе, как к человеку… Вот все вы, клистирные трубки, такие: принесешь ему его мечту на блюдечке, а он тебе вместо благодарности – направление на анализы.

– Мечту? – насмешливо переспросил Маслов.

– Мечту.

– На блюдечке?

– С голубой каемочкой.

– И с каемочкой! – умилился Сергей Петрович. – Это ж надо! Знаешь, что я тебе посоветовал бы? Иди проспись. Одеяло тебе дать?

– Сам спи в своей психушке, – обиделся Губанов. – Ты слушать будешь или нет?

– Да что слушать-то, не пойму! – воскликнул Маслов. – Ты же ничего не говоришь. Один словесный понос. Я таких, как ты, по сто человек в день вижу. Делириум тременс, одним словом.

– Чего? – не понял Губанов.

– Белая горячка, – перевел Сергей Петрович.

– Белая горячка, – вдруг впав в непривычную задумчивость, медленно повторил Губанов. – Да, брат, это тяжелая штука.

– А ты откуда знаешь? – насторожился Маслов.

– Да ты понимаешь… Черт, даже язык не поворачивается…

Доктор Маслов озадаченно посмотрел на своего школьного приятеля и, придя, по всей видимости, к какому-то выводу, удовлетворенно кивнул головой.

– Ага, – сказал он, – так. Ты вот что, Леха… Ты забудь, что я тот самый пацан, вместе с которым ты когда-то в окошко женской бани подглядывал. Это, брат, дело прошлое. Я теперь врач, я такого насмотрелся, что меня ничем не удивишь. Есть такой зверь, называется врачебная этика. Это вроде тайны исповеди, так что валяй, рассказывай.

Губанов ухмыльнулся.

– Насчет тайны исповеди – это ты, брат, того… Знаю я, как некоторые попы эту самую тайну хранят. И врачи, между прочим, тоже. Но деваться мне, похоже, и впрямь больше некуда. В общем, мне нужно одно местечко в твоем реабилитационном центре. С женой проблемы, понимаешь?

– Что ты говоришь! – с искренним огорчением воскликнул Маслов и вдруг замолчал. – А ты уверен, что проблемы у твоей жены, а не у тебя? – спросил он после паузы. – Что-то ты заговариваешься. Какой еще реабилитационный центр?

– А тот самый, который мы с тобой построим! – с видом фокусника, который только что достал из абсолютно пустой шляпы живого кролика, воскликнул Губанов. – Ну, чего вылупился? Доставай свой очищенный, гулять будем! Я тебе спонсора нашел!

Пожав плечами – что возьмешь с сумасшедшего? – доктор Маслов выставил на стол две мензурки, склянку с медицинским спиртом и графин с водой. Разворачивая принесенные из дома бутерброды, он не переставал искоса поглядывать на Губанова. Майор курил, развалившись на стуле, и выглядел радостно-возбужденным. Маслов припомнил, что две минуты назад его приятель казался неподдельно озабоченным, и подумал, что у того либо действительно начинаются проблемы с психикой, либо все, что он тут говорил, – чистая правда. От этой мысли Маслов снова похолодел: перспективы были такие, что захватывало дух. Маслову, совершенно неискушенному в подковерной борьбе и том, что в России называется бизнесом, майор ФСБ казался обитателем заоблачных высот, для которого нет практически ничего невозможного. Если такой человек обещает помочь, то чем черт не шутит…

Они выпили спирта, закусили домашними котлетками, приготовленными мамой доктора Маслова, с которой тот до сих пор делил однокомнатную квартирку на Крымском валу, закурили, и лишь после этого майор Губанов, крякнув, ввел своего однокашника в курс дела. Задача была проста: списаться с Австралией и попросить доктора Хейла выслать проект реабилитационного центра – само собой, за деньги. Остальное Губанов брал на себя с одной-единственной оговоркой: доктор Маслов должен был возглавить строящийся центр и первым делом предоставить одноместную палату супруге майора Губанова Ирине Бородич.

– Только вот что, старик, – всем своим видом изображая смущение и нерешительность, сказал в заключение Губанов. – Скажи, бывают в вашем деле такие случаи, когда медицина бессильна? Бывают пациенты, которые проводят в клинике всю жизнь?

Доктор Маслов скосил на него глаза, сверкнул линзами очков, засунул в недра своей нечесаной бороды последний кусочек котлеты, задумчиво пожевал, цыкнул зубом и сказал:

– Если это серьезный разговор, то.., будут.

Сказав это, он испытал мимолетный укол стыда, но боль от укола прошла очень быстро: совести нечего было предложить доктору Маслову, в то время как Губанов предлагал очень многое, не требуя взамен почти ничего.

Сергею Петровичу казалось, что он только что совершил самую выгодную сделку в своей жизни.

Он был не одинок в своих восторгах по поводу состоявшейся сделки: уже под утро выйдя из больницы, майор ФСБ Алексей Губанов громко щелкнул пальцами у себя над ухом и, фальшиво насвистывая “Гимн демократической молодежи”, уселся за руль своей белой “ауди”. Выхлопная труба иномарки негромко зафырчала, указатель поворота несколько раз моргнул и погас, и “ауди”, обогнав первый троллейбус, похожий на тускло освещенный пустой аквариум, скрылась за поворотом.

* * *

Спустя три недели после исторического разговора, имевшего место в ординаторской психотерапевтического отделения, не имевший ни малейшего отношения к медицине Яков Семенович Кацнельсон, нахлобучив на окруженную иссиня-черными кудрями загорелую плешь бейсбольную кепку и небрежно сунув под мышку папку с кое-какими бумагами, которые собирался просмотреть на досуге, вышел из мастерской.