Петля для губернатора - Андрей Воронин

Закончив бритье, Бородич вышел из ванной, выпил уже принесенный обслугой стакан свежего апельсинового сока, надел чистую рубашку, тщательно причесал свою все еще густую, лишь слегка тронутую сединой шевелюру и только после этого, распахнув окно, высунулся наружу.

– Алексей, – позвал он, – поднимись, пожалуйста!

Губанов обернулся, выпустил из рук талию худосочной дамочки, которой помогал целиться из револьвера, отобрал у нее “магнум” (Иван Алексеевич отметил, что дорогой зятек все-таки не до конца пропил мозги), сунул его под мышку, кивнул и направился к дому. Болтавшиеся по двору бездельники нестройным хором приветствовали хозяина. Иван Алексеевич в ответ ограничился коротким суховатым кивком, тем более, что Ирина даже не обернулась на его голос, продолжая беседовать с каким-то очкариком. В руке у дочери Иван Алексеевич увидел полный стакан и поспешно отвернулся, боясь дать волю своим чувствам в присутствии посторонних людей, половину которых он видел впервые.

К тому времени, как Губанов поднялся на второй этаж, Иван Алексеевич уже успел перебраться в расположенный рядом со спальней кабинет и уселся за рабочий стол, тем самым давая понять, что разговор будет серьезным.

Впрочем, его зять все-таки был очень неглуп и хорошо знал свое место, и, когда он наконец вошел в кабинет, Бородач с трудом скрыл удивление: Алексей выглядел совершенно трезвым и, к изумлению Бородича, оказался даже гладко выбритым. Вот разве что глаза у него были красноватыми не то с перепоя, не то от недосыпания.

Иван Алексеевич жестом предложил зятю сесть и, когда тот уселся в стоявшее рядом с письменным столом кресло для посетителей, незаметно потянул носом, рассчитывая уловить запах перегара. Вместо кислой вони неусвоенного алкоголя ноздрей губернатора коснулось тонкое благоухание французского одеколона, и Бородич мысленно покачал головой: можно было подумать, что в курс обучения офицеров ФСБ входили практические занятия по волшебству и черной магии.

– Как вам спалось, Иван Алексеевич? – поинтересовался Губанов, устраиваясь в кресле. – Гости вас не очень беспокоили?

Бородич остро взглянул на него из-под насупленных бровей: парень сам лез на рожон, вызывая огонь на себя.

Или он действительно дурак? Да нет, не похоже…

– Именно о гостях я и хотел с тобой поговорить, – проворчал он. – Я, конечно, понимаю, что вы – люди молодые, а сегодня выходной, но должен тебе напомнить, что ты получаешь немалые деньги в качестве начальника моей охраны…

Он внутренне поморщился от собственных слов. Возможно, не стоило брать так круто в лоб и обижать парня, но на церемонии и дипломатию сейчас не было ни времени, ни сил. Да и парню, кстати, уже без малого сорок лет. Надо же хоть немного соображать…

Губанов ухмыльнулся своей фирменной ухмылкой, которая неизменно заставляла даже людей, хорошо его знавших, теряться в догадках: дурак он или только притворяется? – сел ровнее и вынул из нагрудного кармана своей светлой спортивной рубашки пачку “парламента”.

– Вы позволите? – вежливо осведомился он и, дождавшись разрешающего кивка, преспокойно задымил, деликатно пуская дым в сторону.

Некоторое время Бородич ждал, не скажет ли зять что-нибудь в свое оправдание, но тот продолжал пыхтеть своей заграничной соской, разглядывая его наглыми чекистскими глазами. “Черт, – подумал Иван Алексеевич, – как же это? Как это вышло, что в области у меня пусть относительный, но все-таки порядок, а в собственном доме творится черт знает что? Надо, надо было жениться на Нинке Ковровой. Сейчас бы этот умник стоял передо мной навытяжку и просил прощения…"

– Я вижу, тебе нечего сказать, – проворчал он наконец с подчеркнутым неодобрением.

– С чего вы взяли? – легко ответил Губанов и снова ухмыльнулся. – Я просто не хотел вас перебивать. – Он вдруг сделался серьезным, почти хмурым. – Видите ли, Иван Алексеевич, будь я только начальником вашей охраны, все было бы очень просто. Но я еще и муж вашей дочери, а эта должность, скажу я вам, требует, э.., некоторой гибкости. Думаете, мне не надоели эти пьяные рожи? Вторые сутки хожу вокруг них, как пастушья овчарка, и изображаю при этом бурное веселье.

– Вот и разогнал бы, – сказал губернатор. – Как начальник охраны. А жену приструнил бы. Я в ваши семейные дела лезть не намерен, но жену, знаешь ли, надо держать в руках…

– Ее довольно сложно держать в руках, и вам это отлично известно, – сказал Губанов. – Я не жалуюсь, а просто ввожу вас в курс дела. Если хотите знать мое мнение, то с ней нужно что-то делать. Она спивается на глазах и становится неуправляемой.

Бородич снес очередной удар не моргнув глазом. В конце концов он позвал Губанова к себе именно для этого разговора, и то, что зять затеял его сам, было даже лучше. Личное отношение губернатора к майору Губанову в данном случае роли не играло или почти не играло: майор являлся членом губернаторской семьи, а дело здесь было именно семейное.

– Ну, хорошо, – медленно сказал он. – Раз уж ты сам об этом заговорил… Тебе известна эта история с банком?

Губанов кивнул:

– Мне звонила Нина Константиновна и ввела меня в курс дела. Я помогаю ей уладить некоторые аспекты этого происшествия.

– Вот как? Интересно, почему я ничего об этом не знаю? Что это за странная возня у меня за спиной?

– Почему же именно возня? Нина Константиновна – ваше доверенное лицо, я – ваш начальник охраны… По-моему, нам сам бог велел оберегать вас от лишних волнений.

– И именно поэтому у меня под окнами вторые сутки куролесит пьяная толпа, – саркастически вставил Иван Алексеевич.

Губанов кивнул с самым серьезным видом.

– Именно поэтому, – подтвердил он. – Кое-кто из этой толпы имеет самое непосредственное отношение к банку. За минувшие сутки я успел отснять массу интереснейших видеоматериалов, которые сделают этих людей гораздо более сговорчивыми. Компрене ву?

– Однако, – удивленно сказал Бородич. – Это ты сам придумал или Коврова посоветовала? Впрочем, не отвечай, не надо. Не хочу я ничего про это знать… Но вообще-то вы молодцы. Ей-богу, молодцы!

– Не торопитесь нас хвалить, – все с той же непривычной серьезностью сказал Губанов. – Банк – это семечки. Есть проблема посерьезнее…

– О, господи, – вздохнул Бородич.

– ..И она напрямую касается вас, – закончил начатую фразу Губанов.

– Меня?! Впрочем, естественно. Моя дочь все-таки…

– Совершенно верно, но дело не в этом. Точнее, не только в этом. Вот вы давеча сказали, что жену, мол, надо бы держать в руках. Видит бог, я пробовал. Уверяю вас, что у меня это получилось бы, не будь я начальником вашей охраны. Сложилось некоторое противоречие между моими служебными и семейными обязанностями…

– Погоди, погоди, – перебил его губернатор. – Что за бред ты несешь? Ничего не понимаю. Какое еще противоречие?

– Самое что ни на есть противоречивое. Последний раз, когда я вылил бутылку “Хенесси” в унитаз и сказал Ирине, чтобы она подумала о вас, если не хочет думать о себе, знаете, что она мне ответила? Что если я от нее не отстану, то она подумает о вас и расскажет всему свету о том, как вы убили ее мать.