Неотразимая - Конни Брокуэй

Настоящий тигренок, темнокожий мальчишка лет восьми, в котором снобизма было больше, чем в доброй половине лондонских щеголей, спрыгнул с высоких козел и поспешил по ступеням к довольно скромной парадной двери. Он оценил ее взглядом и с презрительным видом постучал. Вскоре на его стук отозвались.

– Кто там? Ой! – Дверь открыла молоденькая служанка. Рот у нее раскрылся от удивления, когда она увидела богатый экипаж, остановившийся у их крыльца. Экипаж этот предоставил Фиа лорд Стенли, один из ее поклонников. Служанка медленно перевела взгляд на леди Фиа. – О-о-о!

– Передай хозяину, что леди Фиа здесь, приехала выразить свою тревогу и беспокойство мистеру Лейтону, – произнес мальчишка.

– Сейчас... конечно... пожалуйста, входите... я сейчас сообщу. – Девушка вздрогнула, наклонила голову и опрометью бросилась в дом.

– Ты так уверен, что меня впустят? – услышала Гунна голос леди Фиа. Грустный и ироничный, этот голос никогда не соответствовал выражению ее лица, которое всегда оставалось спокойным и ясным. Она поднялась по ступеням, но Гунна успела заметить, как быстро поднимается и опускается от волнения ее грудь. Фиа боялась. Она боялась, что ее не примут здесь. И Гунна увидела это волнение. Она помолилась, тихо попросив Господа, чтобы Лейтоны были добры к Фиа.

Прошло немного времени, и Фиа вышла из дома. Гунна посмотрела на часы, которые висели у нее на платье. Меньше десяти минут. Скорее всего, ее не приняли. Дверь кареты открылась, и Фиа поднялась внутрь. Она избегала встречаться с Гунной взглядом.

– Они отнеслись к тебе без должного уважения? Они... да тебе-то что за дело, как они отнеслись к тебе, – проговорила Гунна.

– Они удивились, – спокойно пояснила Фиа.

– А юноша?

Фиа подняла на старуху синие глаза. Гунна однажды видела айсберг. Глубоко внутри него светился синий свет, и он казался жарким. Такими же были сейчас глаза Фиа.

– Он может двигать рукой, кисть у него подвижна. Рука не повреждена, но он еще очень слаб. – Больше она ничего не добавила.

– Он был рад видеть тебя?

– О да! Очень.

– Тогда я скажу так – это самое главное, – произнесла Гунна, закрывая окошко бархатной занавеской. Карета тронулась. Гунна ненавидела жизнь, которой жила Фиа.

Она видела, что Фиа все более соответствует той роли, которую уготовил ей отец. Только Гунна знала, чего стоит ей эта роль. Ее пугало, что Фиа тратит большую часть души на то, чтобы казаться такой, какой хотел видеть ее отец... Однако Гунна прогнала эти мысли от себя.

– Ты навести мальчика еще несколько раз, – посоветовала она, – привези ему книгу, прядь своих волос, подержи его руку – и он скоро встанет на ноги.

– Нет! – Гунна внимательно посмотрела на Фиа, встревоженная твердостью ее голоса. Фиа дрожала. Фиа, эта маленькая статуя, маленький сфинкс! Старуха села рядом с ней и крепко обняла. – Нет! Мне не стоило привязывать к себе этого юношу. Я не должна была разрешать ему посещать меня, я не должна была принимать его. Но...

– Но что, Фиа? – тихо спросила Гунна.

Фиа повернулась к ней. И тотчас маска слетела с ее лица, сразу стало видно, как уязвима эта молодая женщина, сколько боли и страданий испытывает она. Гунна прижала ее к себе и ласково покачала.

– Знаешь, он так напомнил мне Кея, – прошептала Фиа. – Он обращался со мной так естественно. Мне этого очень не хватает. Боже, помоги мне! Я поощряла его визиты! – Легкая улыбка появилась на ее губах, скорее полуусмешка, полурыдание. – Боюсь, мой эгоизм едва не стоил ему жизни.

– Бедняжка моя!

– Они не хотели пускать меня в дом, – продолжала Фиа, – но не знали, как это сделать, как попросить меня уйти. Мне не следовало приходить. Я внесла только неловкость и сумятицу. Да и вряд ли утешила юношу.

– Ну, успокойся, успокойся, – Гунна поглаживала темные волосы Фиа. – Он всего лишь юноша, а юноши всегда делают всякие глупости. И очень часто из-за своей глупости расстаются с жизнью. Если бы не ты, нашелся бы кто-то другой, – Гунна замолкла, подбирая слово, – какая-нибудь другая...

–...дрянная женщина, – закончила Фиа.

– Нет, просто какая-нибудь другая женщина, – мягко поправила ее Гунна.

– Он сказал мне, что я должна оставить Пипа в покое. – Морщинки на лбу Фиа расправились, лицо застыло. Последние признаки уязвимости исчезли, и Гунна пожалела об этом. Уже много месяцев она не видела Фиа такой, какой она была на самом деле. Такие случаи становились все более редкими. – Он сказал все. Он сказал, что я жажду заполучить в свои сети каждого мужчину, которого встречаю на пути.

– Да кто это сказал? – не поняла Гунна.

– Томас Донн.

У Гунны перехватило дыхание. Много лет назад Томас Донн гостил в замке графа Карра. Он оказывал Фиа знаки внимания и проявлял определенный интерес. Тогда Фиа была совсем юной и до боли одинокой. Конечно, молодой высокий шотландец просто сразил ее. И неудивительно. Он был одним из немногих порядочных мужчин, которые встречались Фиа. Не лицемер и не негодяй. Однако ее увлечение внезапно закончилось. Гунна никогда не узнала, что сказал или сделал Томас, но за одну ночь любовь Фиа превратилась в холодную ненависть. После этой ночи она стала взрослой. До этого налет цинизма был очень тонкий, но он был тем единственным, что позволяло девушке скрывать свое подлинное лицо от мира, а после разговора, подслушанного в саду, этот цинизм превратился в броню.

– Где ты его видела?

– Он приходил ко мне сегодня утром, говорил со мной. Будь он проклят! Он ничего не понял. – Фиа подняла голову. Ее глаза ярко горели, губы были плотно сжаты. —

Нет, Гунна, он прав. Но это еще не дает ему права судить меня. Душа его черна не менее моей. – Гунна совсем растерялась. – Помнишь, когда Эш был в замке, исчезла Рианнон Рассел? – спросила Фиа ровным голосом. – Это ведь Томас Донн привез Эшу новость, что Рианнон покинула его. Томас разбил сердце Эша. Уверена, Томас замешан в этой истории. Могу поклясться. Я была там, я видела их, Карра, Эша и Томаса Донна. Я видела, что Томас был очень доволен тем, как воспринял известие Эш.

Гунна отодвинулась от нее. Томас Донн никогда не казался ей человеком, которому страдания других доставляют удовольствие.

Фиа выпрямилась. Только слова выдавали глубину чувств, которые она испытывала.

– Я клянусь, он еще будет ползать передо мной на коленях!

Фиа поднялась по изгибающейся лестнице на второй этаж. Прошла мимо горничной, которая полировала перила, мимо слуги, меняющего свечи в канделябре. В сверкающей серебряной вазе на столике стояли свежие розы, наполняя нежным благоуханием коридор. Окно на лестничной площадке тоже сверкало чистотой. Но Фиа не замечала всего этого.

Она открыла дверь в будуар, выдержанный в новом французском стиле. У стены стоял комод в этом же стиле. Дополнением к мелочам, лежащим на нем, была новая мейсенская нюхательная табакерка. Напротив комода стоял инкрустированный туалетный столик с огромным зеркалом, вставленным в резную оправу красного дерева. Все кушетки и пуфики были обиты алым шелком.