Небо в огне. Штурмовик из будущего - Дмитрий Политов

— Ну, не будем излишне строги, товарищ старший политрук, — слегка натянуто улыбнулся полковник. — Да, о чем это я? Ах да… так вот, командующему доложили твою фамилию и звание. Поэтому представление на орден Красной Звезды подписано именно на сержанта Дивина. Тем более, ты все равно настоящего имени не помнишь. В общем, поздравляю! А пограничника твоего тоже не забудем, не волнуйся. Это похвально, что за товарища переживаешь. Ну, чего молчишь-то?

— Служу трудовому народу! — вытянулся Григорий. В самом деле, не стоит зарываться. Фортуна — штука переменчивая, возьмет да и повернется в одну секунду задом. Так что лучше всего сейчас помалкивать, поедать начальство преданным взглядом и изображать из себя образцового служаку.

— Иди, Дивин, — приказал особист. — Жди во дворе. Скоро машина пойдет на станцию, я прикажу, чтобы тебя захватили. Документы получишь перед отъездом.

Вот так и получилось, что ехал нынче новоявленный сержант Григорий Дивин в запасной авиационный полк куда-то под Ижевск. Название это ничего не говорило экспату. Но он твердо решил, что приложит все усилия для того, чтобы стать своим в этом мире, потому что чутье подсказывало — он здесь застрял надолго.

* * *

— Ну и что мне с тобой делать? — командир полка подполковник Гусев оторвался от чтения сопроводительных документов и мрачно посмотрел на замершего перед ним по стойке смирно экспата. — Тут сказано, что ты башкой приложился и не помнишь ни хрена. Это верно?

— Не совсем так, товарищ подполковник, — спокойно ответил Дивин. — Я слабо помню все, что было перед тем, как меня сбили. Еще, — он замялся, — не до конца вспомнил, как управлял штурмовиком. Но постепенно в памяти все всплывает, — торопливо закончил сержант, видя, как наливается краской командир.

— Да твою же в бога душу мать! — подполковник стукнул кулаком по столу. — Совсем уже охренели! Мне нужны боевые летчики, а не идиоты! — Гусев осекся. — Извини, сержант, не хотел обидеть. Но и ты пойми, — он нервно чиркнул спичкой и прикурил папиросу, — в таком состоянии, как сейчас, я не могу допустить тебя к полетам. Вдруг в воздухе забудешь, в какую сторону штурвал тянуть? Давай поступим следующим образом, — командир на секунду задумался, — сначала пройдешь всестороннюю медкомиссию, и уже она решит, годен ты к летной работе или нет. Поэтому дуй сейчас к нашему врачу, а он скажет, куда тебе дальше. Усек?

— Слушаюсь. Разрешите идти?

— Иди.

Григорий и не подозревал, чем обернется полученный приказ. Он-то по наивности думал, что врачи его быстренько проверят, убедятся, что имеют дело не с психом, и все — снова-здорово учебный полк. Ага, разбежался!

В окружном госпитале, куда его сопроводил полковой эскулап, усталый и задерганный доктор нехотя изучил сопроводительные документы Дивина, а затем объяснил сержанту, что тому придется задержаться у них на некоторое время. На сколько? Ровно до тех пор, пока врачи не будут уверены, что пациент полностью здоров. То есть в данном конкретном случае до полного восстановления памяти. Но вот беда: специалистов данного профиля в госпитале не имелось. Был только один невропатолог со знанием основ, но по понятным причинам он не демонстрировал особенного энтузиазма. Так что будущее представлялось сержанту весьма смутным.

Но Григорий сдержался. Не тот расклад, чтобы переходить на нелегальное положение. Требовалось врасти в чужую реальность. И потому экспат сделал вид, что абсолютно согласен с заключением врача, понимающе поулыбался — правила есть правила — и покорно последовал за пожилой санитаркой. Сдал форму и вещи, получил взамен серый больничный халат и поплелся по коридору вслед за провожатой.

В палате сержанта ждал очередной неприятный сюрприз. Здесь находились его товарищи по несчастью — такие же бедолаги с потерей памяти после ранений и контузий. Только, в отличие от Григория, они не симулировали. И поэтому наблюдать за ними оказалось особенно жутко. Хорошо еще, что их было всего трое.

Двое позабыли только те или иные периоды свои жизни, а вот третий начисто утратил практически все навыки. Его здесь звали «Ваней» — человек не помнил даже своего имени.

Лечение заключалось в том, что всех пациентов учили всему с нуля, как детей. А по мере получения бытовых навыков у них постепенно восстанавливалась и память.

Иногда.

После двух недель, проведенных в госпитале, экспат почувствовал, что готов лезть на стенку и выть. Иногда ему даже хотелось пойти к доктору и рассказать о себе всю правду. Что останавливало? Догадайтесь! Естественно, нежелание загреметь в настоящую дурку. Нет, конечно, если удастся перейти в боевой режим, то тогда ему поверят. На те несколько секунд, что будут жить. Вряд ли на этой планете найдется кто-нибудь, кто способен обуздать скользнувшего за грань мантиса. Так что этот вариант оставался на самый крайний случай.

Поэтому Григорий старался точно и четко выполнять все предписания врачей и всем своим поведением демонстрировать им, что все случившееся лишь досадная случайность, которая не может помешать ему вернуться в строй.

И на третью неделю ему улыбнулась удача. Собственно, он просто отирался в холле возле выздоравливающих бойцов, впитывая, точно губка, информацию. Для него сейчас она была поистине на вес золота. Особенно ему помогли в этом беседы с политруком. Другие красноармейцы расценивали политзанятия исключительно в качестве законной возможности передохнуть и спокойно подремать, но экспат с лихвой воспользовался представившейся возможностью и словно клещ вцеплялся в добродушного пожилого капитана, изводя того многочисленными вопросами, так или иначе касающимися практически всех сторон жизни обычного советского гражданина.

А еще Григорий запоем читал газеты, слушал радио и старался общаться с местными. Доктор поначалу ругал его за то, что сержант постоянно сбегал из своей палаты, а потом махнул рукой и разрешил. Экспат догадывался, что врач надеется, что общение с нормальными людьми может помочь в восстановлении памяти пациента. Правда, если учесть, как выглядела сейчас физиономия Дивина, на полноценный обмен информацией рассчитывать не стоило — по первой окружающие шарахались в сторону при встрече с ним. Но потом ничего, привыкли. Да и не только Григорий имел на теле и лице отметки ранений и ожогов. Зато у него нормально работали руки и ноги. И потому мог помочь неходячим в отсутствие санитарок.

В одной из палат он познакомился с летчиком. Молоденький паренек со смешным чубчиком оказался пилотом бомбардировщика. Он сам окликнул Григория, когда тот помогал лечь на кровать старшине-танкисту с закованной в гипс ногой.

— Эй, сержант! Мне сказали, ты тоже летчик?

Экспат чуточку помедлил, а потом нехотя ответил:

— Есть такое дело.

— Ух ты, а я уж думал, что один здесь из авиации, — обрадовался раненый. — Будем знакомы, лейтенант Баринов. Виктор. Летал на «СБ». А ты?

— На штурмовике. «Ил-2», слыхал?

— Немного, — лейтенант закашлялся. У него была перебинтована грудь. — Ох, черт, дышать трудно, — пожаловался он Григорию. — Осколок от зенитного снаряда словил, когда мы мост бомбили. До сих пор не понимаю, как сумел самолет до аэродрома довести и посадить. А у тебя что?