Тракт Чёрной Вдовы - Сона Исаева

не позволит. А я, — она замялась, — я тоже не могу на этой пойти. Ты — женщина. Я не могу позволить чужому мужчине войти в дом твоим мужем и забрать всё. Здесь не только земли твоих предков, но и моих тоже. А Геман… Он не даст тебе жить.

Причин не верить ей у меня не было. Даже сквозь боль я прекрасно осознавала, что жизнью вдовы здесь вряд ли кто-то будет дорожить. По их мнению, женщина способна лишь служить по физиологическому назначению, большей ценности она в себе не несёт.

— Что мне делать? — Я сама не узнала свой голос. Слишком тихий и скрипучий.

Мачеха молчала так долго, что мне начало казаться, что она не услышала моего вопроса.

— У сестры твоей покойной матери было имение. Оно сейчас в запустении, но недалеко от столицы. Я смогу выкрасть немного золота, а ты возьмёшь лишь один сундук. Пропажу кареты заметят, а телега из деревни будет меньше бросаться в глазах. Но, Ада, ты сильно пострадала. Путь в дня два, он будет очень тяжелым для тебя.

— Я, — во рту так пересохло, что каждое слово давалось с трудом, — я справлюсь.

Мачеха поднялась и замерла напротив меня. Впервые на её лице я видела какие-то эмоции. Ей не очень шло то, как она прикусывала губу, нахмурившись. Для неё это казалось слишком плебейским, что ли. Но теперь я поняла тот блеск, что я видела в столовой в её глазах перед тем, как потерять сознание. Так выглядит самая настоящая человеческая жалость.

Путь на самом деле был адским. Телега, устланная соломой, тряслась как ненормальная, вызывая всё новые приступы боли. Я уже жалела, что не могу просто потерять сознание, а приходится терпеть и чувствовать каждую кочку и каждый камешек всеми своими кровоподтеками.

Когда начинался дождь, у меня даже не было лишних сил, чтобы толком укрыться от холодных капель. А тот мужик, что вёл телегу и постоянно ругался на низкого, горбатого коня, мало заботился о моём комфорте.

Пройти пару метров до кустиков удавалось с большим трудом. Здесь этот мужик уже и на меня покрикивал.

Перед отъездом я спросила у мачехи, не будет ли меня искать батюшка. Та ответила, что ему донесут, что до столицы я не добралась, что будет похоже на правду. А вот с документами к поверенному надо будет зайти, только к самому дешёвому, чтобы сменить фамилию. Взять фамилию покойной тётушки. По завещанию то поместье и так принадлежит мне, надо только полностью вступить в права, а у него уже есть имя, которое может быть моим по праву. А к самому дешёвому поверенному надо зайти для того, чтобы общество обо мне ничего не знало. И слух не долетел до лорда Арманд, что я выжила.

Мы уже подъезжали к огромному городу. К моему счастью, скоро это мучение закончится.

Когда телега подъезжала к таверне, я приложила все усилия, чтобы сесть прямо, а не лежать бревном, как последние два дня пути. Но на нас никто не обратил внимания, а для здешних обывателей, я просто тётка с оплывшим лицом вся грязная и в соломе.

Странно так, в последние несколько дней я с завидной регулярностью попадаю с места на место. Из своей квартиры в замок Тюренн, оттуда в серую келью в замке жестокого отца, а сейчас вот поля и просторы. Аккуратные, выбеленные домики, со скотными дворами и большими огородами за ними., а с другой стороны, через реку, возвышался огромный, яркий город с замком на вершине, как вишенкой на торте.

Только странный лес, затесавшийся между просторной деревней и высокими стенами города, над которым, казалось, сгустились тучи, неуместные в солнечный день, выглядел жутким и неприветливым. Он сразу же и начинался с густых зарослей, пожирающих заросшую дорогу.

— Э-э-э, нет, туда я ни ногой, — сплюнул мужик в сторону леса, останавливая телегу, — дальше сама топай.

— Но мачеха ведь велела довезти меня до столицы, — я не представляла, где и насколько далеко находится то самое имение, и как мне до него дойти с сундуком и не сгинуть, где-нибудь по пути на обочине.

— Вот столица, а вот ты.

— Я не знаю дороги.

Мужик громко и неаккуратно вытащил мой сундук из-под соломы. Опасаясь, что он также скинет и меня, я, стараясь поменьше морщиться от боли, слезла с треклятой телеги и застыла перед жутким лесом. Это там тот самый мой новый дом?

За спиной слышались голоса, лай, даже смех, но мне предстоит ступить в какое-то зловещее место, от которого веяло холодом.

Но, если я не доберусь, мой отец может узнать о том, что я жива.

Эта мысль и придала последних сил.

Шатаясь, останавливаясь на кратковременные привалы, с выступающими от боли слезами, я всё же дотащила сундук до дома. Он возник внезапно, словно ни откуда. Уже казалось, что моему пути не будет конца, как из густых зарослей лиственных деревьев выступили монументальные колонны и кованая решётка ворот.

Я уже слабо помнила, как вошла в проём без дверей, как бросила сундук у входа, а сама упала на первый же попавшийся диван, подняв облако пыли.

Уже, кажется, темнело. Кажется, я слышала чьи-то голоса. Из-за разбитых окон в комнату задувал пронизывающий ветер. Но моя батарейка села. Мне не хватило сил, чтобы испугаться возможности обрушения сгнившего потолка, или бояться темноты и голосов в ней. Да даже мыши и пауки в тёмном помещении не пугали.

Просто уснула, сжимая кошелек с золотыми монетами и сверток с уже чёрствым хлебом.

Глава 6

Несколько дней спустя

Гомон, царивший на Площади Рыбаков, сбивал с ног. Я же уныло шагала по направлению к выходу из города, старательно избегая зловонных луж возле торговых палаток.

Сама по себе Площадь Рыбаков площадью-то и не являлась. Этакая вытянутая улочка, раскинувшаяся вдоль широченной реки Салимии. По длине пристани пришвартовались с десяток рыбацких лодок, с которых под громогласные крики мужиков сгружали бочки с рыбой в руки портовым грузчикам. Вдали слышались звоны рынды —