Правда фронтового разведчика - Татьяна Алексеева-Бескина

И есть к тому же хочется — восемь мужиков щелкают зубами вторые сутки, а у бабули — шаром покати. Но бабуля подсказала: в соседней деревне у немцев есть продпункт. Попробуйте с вашими документами, может, и дадут чего! Сказано — сделано. Подкатили на фургоне к деревне, все дороги расчищены, порядок. Деревня просматривается насквозь, солдат вроде не видно, жителей — тоже. Машину оставили у околицы: в случае чего быстро удрать. Пошли вдвоем: Игорь и парень, внешне смахивающий на немца. Подметили что-то вроде длинной риги, похожее на склад. Сунулись в одну из дверей, там бабища, явно ответственное лицо — при бумажках, счетах. На ломаном русско-немецком языке объяснили, что нужны продукты, при этом совали ей свои книжки — маршбефели. Баба поняла, пошла к мешкам, ящикам — вроде насыпать. Она дала с собой мешочков и даже большой клетчатый платок — завязать все. Приспичило парню, напарнику Игоря, этот платок зачем-то разрывать: мешочков показалось ему мало. Баба подозрительно скосилась в его сторону: «Сейчас приду!» — выскочила на улицу, услышали только, что дверь приперла колом. А потом, прислушавшись, уловили, что кричит она по телефону: «…какие-то подозрительные, не из той ли банды, про которую говорили?» Дальше слушать не стали. Вышибли дверь, рванули соседнюю, душа бабищи, как И следовало ожидать, была отправлена к праотцам. Бегом к машине, успели подогнать к складу, накидали в машину все, что подвернулось, — и обратно, к хутору.

Бабка и дед были в большой радости, накормили солдатиков, остальное, выделенное им, тщательно рассовали, чтобы следов не осталось. Через сутки на хуторе появилась голенастая девчушка, пошепталась с дедом. Дед спокойно стал одеваться.

На машине благополучно миновали две деревни, подкатили к опушке леса, встали. Откуда-то незаметно вынырнул связной: «Всем оставаться в машине, командир группы — за мной!» Переговоры с командиром отряда были короткие, машину загнали в лес, продукты, которые пришлись кстати, разгрузили. А дальше сутки за сутками группу передавали из одного отряда в другой и много южнее Старой Руссы, наконец вывели к своим — там, где не было сплошного переднего края.

Почти две недели в немецкой форме по тылам противника, у партизан — прогулка не из легких. Выйти-то вышли, но так повезло не всем группам. «Дома» сели писать отчет. Начальство долго расспрашивало, поругивало, что мало сведений доставили (ах вы, чтоб вас: задание-то группа выполнила точно, потерь не имела, а остальное — приложение!). Не оставляли без внимания свои разведчики — что да как там, а уж больше всех шустрили смершевцы: как же, столько были в тылу. Но разведчики — ребята тертые, на фу-фу не возьмешь. Вот только руководство, отправлявшее отряд, приказало: об операции никому ни слова, только своим командирам полков доложиться.

В полк Игорь вернулся в начале апреля, как после обычного дела. Награждений, похоже, никому не светило: операция провалилась. А раз начальство ни при чем, то в низовых подразделениях отмечать некого, ибо награды исполнителям — это мелкие искры, брызги от начальственных наград.

Да вообще-то грудь в орденах еще мало что говорит о доблестях ее владельца, и скромная медалька «За отвагу» иногда стократ весомее солидных орденов. Фронтовики знают, что награды в часть присылали по разнарядке, например, присылали два «Героя Советского Союза» — одна награда для солдата, другая — для офицера. Списки готовил политотдел. И неважно, что в соседнем полку кто-то действительно заслужил «Героя», но прислали сюда — и распределяй, хотя полк играл в бою второстепенную роль. Так что награда награде рознь, и цена их известна. И тем более младший лейтенант был немало удивлен, когда через довольно значительное время его догнала медаль «За боевые заслуги» — аукнулся Ильмень.

Через много лет, рассматривая военную экспозицию в старорусском музее, где, кстати, есть и фото Игоря, он увидел крупное фото тех самых аэросаней, что были «изюминкой" той самой провалившейся операции. Этакая фанерная несуразица на полозьях, хотя и с пропеллером, стоившая многих жизней, операция с ними — плод тупой штабной деятельности.

В полку все было по-старому, вот только лейтенант Тимофеева уже уехала, теперь Игорь был в разведке самостоятельной личностью — переводчиком.

Весна вовсю слепила белизной уже оседающего снега, ласкала лица первым теплом, подстерегала зеленеющими проталинами, раскисающими дорогами. Фронт стоял, как примерзший. Окопались с обеих сторон капитально: огневые позиции, наблюдательные пункты, минные поля, заграждения. Пока были морозы, в землянках было сухо, а вот по весне… началось!

Как-то получалось, что то ли по соображениям военной хитрости, то ли от ее отсутствия немцы, как правило, располагались на редких тут высотках, возвышенных местах, а наши — в низинах, около болот. Траншеи, окопы полного профиля — не вырыть, убитых — не похоронить, о глубоких и сухих землянках — только помечтать. Естественно и то, что дорог через эти места отродясь никто не прокладывал, строить их — бесполезное дело, поэтому к позициям все доставляется на солдатском хребте, в лучшем случае — на лошадях, и боеприпасы, и продукты. Помыться, обсушиться — все до лучших времен или до выхода во второй эшелон, до пополнения, до изменения ситуации.

Весна преподносила сюрпризы. Еще в конце 1942 года в районе Парфина, восточнее Старой Руссы, наши предприняли наступление и, форсировав реку Ловать, закрепились на ее левом берегу. Немцы, компенсируя потерю, обстреливали плацдарм нещадно — особенно железнодорожный мост через Ловать. Наши решили расширить плацдарм и, положив уйму людей, продвинулись еще чуть-чуть, но мост стал все же недосягаемым для артиллерии противника. И тогда начались методичные бомбежки моста, чуть ли не ежедневные. Еще OCeHbJQ немцы пытались подорвать мост, пуская вниз по течению плотики с минами, снабженными усиками — заденет за устой моста, и нет его. Но мост стоял. Для защиты моста от бомбежек в Парфине поставили аж два зенитных дивизиона. Немцы бомбили — мост стоял.

Дивизия, в которую входил полк Болтакса, в те дни оказалась в резерве, неподалеку от моста, рядом с фанерным заводом, как его называли — фанзаводом. В Игоре снова заговорила «архимедова извилина» — решил помочь зенитчикам, которые не могли бить по самолетам, летящим на небольшой высоте. Поразмыслив, взял привычную 82-миллиметровую мину, обмотал суживающуюся ее часть сталистой проволокой, все это прибинтовал. Миномет ставился торчком, только чтобы мина падала не на своих. Предполагалось, что если самолет полетит на небольшой высоте, то может задеть проволоку — хвост мины. Сделали таких несколько штук, но не сработало ни разу. Но идея-то какая красивая была!

Все изменил ледоход: у моста образовался затор, теперь мосту угрожала сама река. Пришлось вызывать «кукурузник» — самолетик-мини-бомбардировщик. И первая же бомбочка килограммов на 50 лихо врезалась в самый мост! Оставалось только руками развести. Долбанули настолько точно, что движение по мосту, к великому, должно быть, удовольствию противника, было прервано. Паровоз Мост выдержать уже не мог, но после скорого ремонта одиночные вагоны и платформы проталкивали на другой берег «солдатским паром» — усилиями многих рук. Такойто вот инженерно-фронтовой юмор!