Правда фронтового разведчика - Татьяна Алексеева-Бескина

Конечно, все зависело оттого, где ты чаще обретаешься, на каком участке фронта. Нейтральная полоса обычно 500–800 метров, а иногда и 100 метров, а то и 10–25 километров. Все определяется обстоятельствами. От нашего переднего края — окопов, траншей — метров на 200 вперед по нейтралке стоят, как правило, дозоры боевого охранения, наблюдательные пункты разведчиков. А на те же метров 200 в тыл — командные пункты рот, располагается ротное хозяйство. Через метров 600, а то и много дальше, но уже вне зоны эффективного ружейнопулеметного огня — командный пункт полка, и уж за 2–3 километра размещаются тылы полка: санрота, кухни, склады и прочее вроде «СМЕРШа».

Нейтралка — своеобразное место, земля как бы ничейная, но на ней было и много такого, что привлекало внимание солдат, несмотря на опасность. Например, заметив убитого немца, ползли за сапогами: большинство наших было в ботинках с обмотками. Ползали на нейтралку и за соляркой к подбитым танкам, наливали ее в каски — обогреваться, освещаться надо как-то. Лазили и за спиртом — сливали из противооткатных устройств подбитых немецких пушек. Лазили на нейтралку, особенно после отбитых вражеских атак, стычек, и разведчики — за документами.

Отсутствие местами сплошного переднего края в условиях устойчивой обороны приводило к таким смешным на первый взгляд фактам. При размещении взводных опорных пунктов иногда через 20–25 километров один от другого между немцами и нашими складывалось неписаное правило: по четным дням наши лазили к скирдам за сеном на нейтралку, а по нечетным — немцы. Базировались и те и другие нередко в деревеньках, лошадей, коровенок прикармливать надо было, да и спать на сенце лучше, чем на лапнике.

Ну, а для разведчиков нейтральная полоса была своим домом, все события их фронтовой работы развивались именно тут, хотя возникали и необычные ситуации. Так, запомнился Игорю тот самый фанерный завод, что стоял близ реки, и над всей местностью маячила его кирпичная труба высотой не менее 50 метров. И Игорю-мальчишке, и Бескину-разведчику труба не давала покоя — хотелось туда слазить. Залез, пробираясь по скобам среди копоти и струй мощного сквозняка. Высунулся из трубы — ух, ты! Видимость — на 32 румба. Идея созрела тут же. Наверху соорудили помост, под прикрытием краев трубы на площадке метра полтора в диаметре размещалась достаточно свободно стереотруба. Видно было все: Старая Русса — как на ладони, движение автомашин, видны все поезда на станции Тулебля, даже видно, что привезли на платформах — это за 20 километров! Наблюдательный пункт получился отличный, но лазить в трубу было не самым приятным занятием. Снизу, а нижний диаметр был метров семь, не меньше, свистело так, что того гляди соРвет с лезущего человека всю одежду, шинель заворачивает на голову, да и копоть несет в лицо. Заделали внизу досками, листами кровли, чем подвернулось, — стало полегче.

В ветреную погоду труба угрожающе жутковато раскачивалась, может быть, на какие-то сантиметры, но когда сидишь на верхотуре, чувствуется каждое движение тверди под тобой. Для более точного нанесения ситуаций на карте-планшете пришлось сделать визирную сетку, позволяющую засекать цели и на раскачивающейся трубе. Неудобства для наблюдения приносила и вторая половина дня: солнышко на юго-западе давало демаскирующие отблески на стеклах стереотрубы. Приходилось учитывать множество неожиданных тонкостей, от которых зависела живучесть наблюдательного пункта.

И все-таки через некоторое время немцы его засекли, то ли выдал блеск объективов стереотрубы при низком солнце на закате, то ли движение на верхушке трубы заметили — начали обстрел из дальнобойных. Пришлось выломать в кирпичах трубы амбразуры, спрятать объективы стереотрубы в них. Но сбить трубу на расстоянии почти 20 км, как знает любой, знакомый с артиллерией, — практически безнадежное дело. Попасть в трубу — уникальный случай, она и сейчас стоит там целехонькая.

Разведчики тоже не дремали — засекли по блеску немецкий наблюдательный пункт на колокольне в городе. Дуэль двух НП — наблюдательных пунктов — длилась долго. Наши тоже пытались достать колокольню, но без успеха. Кончилось тем, что пришлось вызвать морскую 1 ЗО-мм пушку на железнодорожном ходу. Такой мощности пушки обычно пристреливаются по реперу, расположенному в стороне от цели. Игорь корректировал пристрелку со своего НП на трубе, и, когда перешли к огню на поражение, с колокольней было покончено. А наблюдательный пункт на трубе разведчики использовали еще долго, а когда их часть передислоцировалась, там обосновались другие наблюдатели. И "работала» эта труба до января 1944 года, когда освободили Старую Руссу.

Через много лет, проходя по старинным улочкам Старой Руссы, знавшей Достоевского и еще в XII веке принимавшей странников в Спасо-Преображенский монастырь, Игорь с горечью и тяжелым осадком в душе любовался речкой Малашкой, каналом Перерытицей и сказочным собором с многочисленными луковками, отражавшимися в воде. Как меняется шкала ценностей! Колокольня! Сбить ее из-за немцев. А она из XII–XIV веков… Да и прошлое, коммунистическое воспитание, атеизм давали себя знать, время такое было!

Много лет спустя, гуляя по тропам Михайловского, по камням Святогорского монастыря, рассматривал он экспозицию "Фашисты в Михайловском» или что-то в этом роде, о зверствах. Ах они, варвары, хотели взорвать могилу Пушкина! И фото: мины заложены прямо в могилу поэта! Но мины-то ПТ-З5, противотанковые, наши! Неужели немцы наши мины специально подбирали для этого? Да что уж там! Кто обстреливал Новгородский кремль, кто попадал в Софию, прямо в XI век? А кто раздолбал Петродворец? Немцы вошли в него, он не горел, а Царское Село? Сегодня кинохроника тех лет показывает, что немцы даже выставляли в той же Янтарной комнате часовых, чтобы солдаты не выковыривали камни из облицовки. Что уж говорить, — на войне всегда виноват противник… А приказ? "Ничего не оставлять врагу!» И взлетали на воздух Мосты, заводы, шахты, электростанции, горели деревни. Даже Зою Космодемьянскую, поджигавшую по заданию дома в деревне, схватили свои. Выходит, сами постарались не меньше тех самых варваров. Ох, война, война, мало — уложила миллионы в могилы, так еще миллионам Покалечила мозги на долгие годы. Вину легче всего свалить на других, на них, на врагов, на варваров. Эти — униЧтожают и громят плоды труда тех, те — громят и уничтожают этих, а до человеческих действий, до политических решений и до сего дня не созрели. Главный аргумент и сегодня — сила…

Кончалась уже весна сорок третьего, а военный переводчик Бескин, показавший себя в деле, ходивший в тыл к противнику, общавшийся с захваченными в плен немцами, тем не менее не вел ни одного официального допроса пленного в полку. Как уже говорилось, «язык» В обороне — событие, если и приводили, то чаще всего раненых, подбитых, которые отдавали богу душу еще до первого допроса. Чаще разведчики из вылазок приносили всякие документы, бумаги. Зимой применяли и такой распространенный прием: подбирались к немецкой землянке, бросали в печную трубу термитный шарик. Фрицы выскакивали, их пристреливали, а после криков, паники, короткой схватки забирали документы из землянки. В работе с документами Игорь уже набил руку, а вот живого полного допроса так и не получалось.