Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика - Петр Андреев

Можно подумать, ну и что здесь тяжелого, пасти скот? Сиди на кочке, а корова травку щиплет. Какая идиллия! Как знающий эту работу, должен возразить. В то время все крестьяне жили на хуторах. Земельные участки крохотные – 4–6 гектаров вокруг дома да 2–3 гектара сенокоса, расположенного за три километра, среди кустарников. На участке есть пашни под озимыми и яровыми, сенокосы, болота и выгон. Вот на этом выгоне примерно 100 на 100 или 50 на 20 метров надо было пасти скот, и не дай бог, если корова схватит клок травы на сенокосе или на посевах – тут тебе не миновать ремня. Поэтому маленький пастух все время на ногах.

А что стоит подъем! Летом скот выгоняют на пастбище рано, до восхода солнца. Для детей, да и не только детей, в это время самый сладкий сон, а тебя поднимают с теплой постели. Мать поднялась еще раньше, уже подоила корову, наливает в миску молока, смешанного с сывороткой и творогом, и кладет кусок хлеба. Это завтрак. Но какой завтрак, если ты клюешь в тарелку носом. Идем выгонять скот. Утренняя свежесть обжигает холодом, стынут ноги. Еще мучительнее переносишь холод утренней росы. Босые ноги, мокрые до колена штаны, и солнце еще не взошло, чтобы обогреть. Нестерпимо хочется спать. Особенно трудно удержаться ото сна во время восхода солнца. Были случаи, и нередко, что засыпали и были биты. Когда мне было четыре года, а моему старшему брату Сереже шесть лет, у нас в хозяйстве было две коровы и мы пасли их вдвоем. Коровы у нас были распределены, и каждый пас свою, но в эти утренние часы объединялись в кооператив и пасли поочередно. Один следил, а другой садился на кочку, покрытую толстым слоем мха, ноги под себя, и спал некоторое время. Потом менялись ролями. Правда, часов у нас не было, и, я думаю, старший, более сообразительный, обманывал младшего. Когда поднималось солнце, становилось веселее, да и холод уже не мучил. Но все равно было тяжело. Коровы уже поели травы и норовили схватить что-нибудь повкуснее. Поэтому надо было все время бегать по периметру выгона, отгоняя их от запретной зоны. Да и есть хотелось. Чем выше поднималось солнце, тем больше появлялось оводов – злейших врагов скота. Коровы не выдерживали и в конце концов, подняв хвосты и не разбирая дороги, неслись домой. Зная эту их слабость, мы всячески пытались ускорить наступление этого долгожданного момента. Надо было подойти к корове и прожужжать «зы-зы-зы», корова настораживалась, затем поднимала хвост и улепетывала домой. Если она была не одна, за ней бежали и остальные. Иногда родители разгадывали наши проделки и, отшлепав по мягкому месту, снова отправляли пасти, а иногда принимали наши объяснения за истину. Утренний выпас заканчивался. Будет еще вечерний, когда спадет жара, но он проходит значительно легче – спать уже не хочется, нет росы, мокрых штанов и холода.

А ты теперь получаешь новое задание, а если, на твое счастье, работу тебе не придумали, получаешь приказ – спать. Но разве можно спать в такое время? Сон давно уже прошел. Правдами и неправдами упрашиваешь родителей отпустить сбегать искупаться или сходить в лес. Поблизости у нас водоемов не было, и купаться ходили далеко, на заболоченную речку километрах в трех, а если располагали временем, то и километров за пять на Западную Двину.

Было у нас еще одно любимое занятие – искать птичьи гнезда. Гнезд мы всегда знали много, несколько десятков. Запоминали их местонахождение, замечали, какому виду птиц принадлежит и кто его нашел, то есть кому персонально оно принадлежит. Часто гнездо осматривали, следили, когда вылупятся птенцы, когда они оперятся и когда покинут гнездо. Гнезда мы никогда не разоряли и очень переживали, если птица покидала гнездо. Для того чтобы этого не случилось, мы никогда не брали яйца и птенцов в руки и не дышали на гнездо.

Веселее проходила жизнь маленьких пастухов весной и осенью. В эти времена года межа теряла свое значение – скот пасли вместе сразу несколько хозяйств. На каждую корову или две – пастух. Нас собиралось ребят пять-десять. Границы пастбищ расширялись, да и посевов в полях и потрав тоже было мало, а следовательно, и у нас было больше свободного времени на игры и личные дела.

На всю жизнь запомнились торжественно проходившие обеды. Каждому из нас матери давали с собой обед. В обед входила, как правило, бутылка молока, кусок хлеба и огурец или вареная картошка. И несмотря на то, что каждый из нас всегда был голоден, никто не позволял себе съесть свой паек раньше времени. Определив время обеда по солнцу (часы в то время даже из взрослых никто не имел), собирались вокруг костра и принимались за обед. Блаженствовали те, кто кроме своей коровы пас и чужую. Хозяйки этих коров, выгоняя корову, почти всегда приносили пастуху кусочек сала или пару яиц. Но были и такие, у которых матерям нечего было дать на обед. С ними как-то делились, а чаще всего, чтобы не глотать слюну, они уединялись. Бывали случаи, что голод заставлял таких бедолаг сосать корову.

Да, личные дела. Мы были воспитаны не терять времени зря. Сейчас, когда с тех пор прошло более пятидесяти лет, это, возможно, звучит абсурдно. Найдется немало людей, которые скажут, что это непедагогично, что у нас воспитывали чувство накопительства и еще бог знает какие отрицательные качества. Может быть, это и так. Но тогда мы были плохими воспитанниками. Сколько я знаю, ни один из нас не стал потребителем. Все мои сверстники выросли честными тружениками. Правда, почти все они, за небольшим исключением, не дожили до настоящего времени – отдали свои жизни, защищая свою Родину на полях Великой Отечественной войны.

А разговор пойдет вот о чем. Сколько я себя помню, а это примерно с трех лет, я имел, да и не только я, а все ребята имели свои собственные деньги. Совсем маленькие дети собирали, как тогда называли, утильсырье. Это было тряпье, кости, металлолом. Каждый хранил этот хлам в своем тайнике или в уголке. Затем, когда по деревне с криком «Покупаю утиль, продаю карандаши, тетради!» проезжал на телеге утильщик, мать, а кто был постарше и сам продавали все собранное утильщику или меняли на карандаш или тетрадь. Деньги были небольшие – полушка – 1/4 часть копейки, грош – 1/2 часть копейки или копейка, но и они нам были очень дороги – заработаны были собственным трудом.

Деньги расходовались на собственные нужды. Родители в те годы не баловали детей подарками, и мы иногда, очень редко, позволяли себе купить конфету, печенину или горсть подсолнуха. В каждой деревне были крестьяне, занимавшиеся мелкой торговлей, а иногда и выпечкой печенья или пряников. Делали они это, пожалуй, больше для престижа, чем для прибыли. У такого торговца всегда можно было купить на грош две конфетки «Малютка». Большего мы себе не позволяли, а точнее сказать – на большее не имели средств. Зато такие необходимые для детей предметы, как карандаш и тетрадь, всегда покупали. На это и уходили наши заработки. Книги мы купить были не в состоянии, а родители, видно, считали, что это роскошь. Поэтому мы все трое братьев учились читать и с упоением читали имевшуюся у нас потрепанную и без обложки книгу «Сказки». Тут мы были счастливчиками. В других семьях и этого не было.

Я, еще будучи дошкольником, уже довольно сносно читал, считал и решал простейшие задачи на четыре действия арифметики. А когда старший брат пошел в школу (он был на два года старше меня), я не уступал ему в знаниях и при необходимости помогал делать домашнее задание. Когда же у нас в доме собирались на посиделки женщины и девушки (чтобы прясть и вязать), я с удовольствием читал им сказки, а они внимательно слушали.