Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма - Александр Логачев

Капитан помог скинуть вниз один из дощатых ящиков с консервами и спрыгнул следом. Какое никакое, а можно из них соорудить полевое укрытие, затолкав под грузовик. Сверху закрывает машина, спереди ящик, сзади поставить такой же. Продукты, конечно, попортятся…

Шепелев пробежал расстояние между машинами со спринтерской скоростью и прыгнул под кабину. Передохнул за колесами пару-тройку секунд и пополз, огибая бойцов, ведущих стрельбу из-под грузовика, огибая трупы. Кругом разрывалось, трещало, стучало, свистело и просвистывало, хлопало, лязгало, падало, вскрикивало, вопило и материлось. Через эту симфонию капитан полз, бежал и снова полз. Ему требовалось преодолеть больше половины длины колонны. Если раньше не подстрелят…

Кабины были изрешечены пулями, водители убиты. Засевшие в лесу стрелки никого не подпускали к тракторам, сразу переводя огонь на тех, кто пытался все-таки добраться до них и попробовать отвести машины до безопасного участка. Пули щелкали и по бронелистам двух волокуш, прицепленных к одному из тракторов. Оружие добровольцам должны были выдать в прифронтовой зоне. Только старшина оказался при винтовке, единственный на две волокуши с бойцами. Когда колонну атаковали, он вытащил ее из плащ-палаток, наваленных на днище саней.

— Расступись, — старшина протиснулся к борту, передернул винтовочный затвор. Когда затрещала длинная пулеметная очередь, старшина приподнялся над бортом, повел стволом, выстрелил и мгновенно нырнул обратно под защиту брони.

— Попал? — спросил Жох.

— Дайте мне, старшина, — вдруг пополз по плащ-палаткам и через ноги тот, кто во время стоянки, бегал вокруг саней. — Я — ворошиловский стрелок. Я занимался. Из ста выбивал девяносто восемь. С двухсот шагов, а тут меньше. Дайте!

Доброволец ухватился за цевье винтовки.

— Держи, — уступил старшина, — только прячься сразу, как пальнешь. Понял?

— Ага, — парень сбросил рукавицы, снял «буденовку» и взял оружие. Под прикрытием бортов приложил приклад к плечу, задрал ствол вверх и посмотрел на небо сквозь прицел. Затем опустил винтовку на колени и принялся вслушиваться в трескотню выстрелов, поворачивая голову. Потом вновь приставил приклад к плечу, положил палец на спусковой крючок, держа ствол опущенным к днищу. И вдруг поднялся в санях в полный рост.

— Ложись! — заорал старшина, встал на колени, протянул руку к поясному ремню стрелка, чтобы втащить его обратно.

Но ворошиловец выстрелил раньше. Раньше, чем старшина успел схватить за ремень. И раньше, чем пулеметная очередь прошла над бортом и одна из пулеметных пуль угодила стрелку в горло. Он упал на руки Жоху. Парень изогнулся и застонал.

— Ты слышишь меня? — закричал ему в ухо Леонид. — Ты попал, понял?! Замочил гада, попал!

Парень умер, Жоху показалось, что перед последними судорогами тот улыбнулся. А пулемет, действительно, замолчал. Он заговорил чуть позже, кто-то другой из тех, кто ползал по лесу, добрался до него и продолжил стрельбу. Это случилось тогда, когда начался минометный обстрел. А до этого в бронесанях Жох заставил всех слушать себя:

— Да что тут просто так сидеть в консервной банке! Как скотине! Вникай сюда! Не вагон же пуль у этих фраеров с собой…

Когда капитан нырнул под первую из пяти автоцистерн, ни одна из них не горела. Везет, что еще скажешь. Шепелев полз под машиной, под которой не было прячущихся бойцов и сильно воняло бензином, полз со всей возможной быстротой. Минометы, по крайней мере, с одной стороны леса целенаправленно подбирались к топливным емкостям. Мины ложились близко, осколки звякали по толстым, круглобоким топливным резервуарам. Вопрос времени. Приходилось лишь удивляться, как цистерны еще не взлетели на воздух. Вот, увидел капитан, на землю из простреленного или пробитого банка течет светлая бензиновая струйка. Еще проползти под двумя машинами. Пули уже не так беспокоили как эти струйки от дремлющих над его головой тысяч литров горючей жидкости, способных сжечь телесную оболочку в звании капитана за какие-то смешные по сравнению с прожитыми им тридцатью тремя годами мгновения.

Последняя автоцистерна. Пройдено, проделано на брюхе полпути. До задних колес десять раз оторвать локти от дорожного снега, десять раз выбросить вперед согнутую в колене ногу, десять раз оттолкнуться ребрами подошв.

Разбитая колонна

То, что услышал капитан за спиной, не походило на звуки, к которым он уже стал привыкать. Какой там разрыв мины или даже снаряда. Оглушительный хлопок, словно лопнул воздушный шар размером с дирижабль. Не успел! От попавшей ли мины или всего лишь от пули, выбившей искру о стенку цистерны, вспыхнули бензиновые пары, и мощь, заключенная в тесные топливные емкости, разорвав их в клочья, вырвалась наружу. Одна из задних цистерн. Сейчас наступит очередь остальных, тоже пробитых (скорее всего, бронебойными пулями). Оставалось, что называется, спичку поднести. Веселую цепную вакханалию подхватит и та гигантская бочка с жидкой смертью, что находится у него над головой.

Шепелев выкатился из-под днища автоцистерны. Краем глаза ухватил разрастающиеся в его сторону черные клубы, из которых выглядывали пионерскими галстуками красные языки. Оттолкнувшись двумя ногами, «ласточкой» капитан нырнул, как в воду, в сугробы. Ухнув в холодную, забившую глаза белизну, почувствовал, как над головой пронеслась волна невероятного жара. Виляя телом и по-кротовьи работая руками, капитан зарывался в снег как можно глубже…

3

…Горящие автоцистерны, под которыми таял дорожный снег и ручьями стекал на обочину, поделили колонну надвое. Из одной половины в другую перебраться было невозможно. Тогда придется огибать огонь и жар по сугробам, подставляясь под пулеметный, автоматный и винтовочный огонь финнов. За подожженными автоцистернами во второй, задней, части колонны находились три грузовика, трактора и волокуши. Над бронесанями вырастали головы и силуэты по пояс бойцов в белых масхалатах. Пули, вылетавшие из лесных сугробов, проходили сквозь головы, заставляя их вздрагивать, пробивали грудь. Иногда целые очереди прошивали белые маскировочные балахоны. Над бронелистом волокуш через равные паузы появлялось винтовочное дуло и звучал одиночный винтовочный выстрел.

— Мой уже никуда не годится, — сказал Жох, рассматривая выданный вчера на складе вместе с остальным обмундированием масхалат, верхняя часть которого сейчас была плотно набита тряпками. Сквозные пулевые отверстия разодрали грудь и спину чучела в лохмотья.

— Ну, ты и ловчила, парень, — сказал старшина, достававший из подсумка патрона и заряжавший винтовку.

— Ты, прав, старшина, жох я. Натурально, — согласился вор, расправляя кукле плечи. — Сколько свинца мы на себя оттянули, а, старшина?

— Хилая радость, парень, — старшина снарядил пятизарядный магазин, заслал патрон в патронник.

— Хоть такая, старшина.