Узник Неба - Карлос Руис Сафон

Через месяц я рассчитываю приехать в Барселону, чтобы посетить филиалы издательства и провести серию переговоров с персоналом о предстоящей реструктуризации. В действительности я мог бы решить все формальные вопросы с помощью почты и телефона. Истинная причина моего путешествия в том, что я надеюсь на встречу с тобой. Я знаю, ты решишь, что я сошел с ума. Но я предпочитаю выглядеть в твоих глазах безумцем, только бы ты не подумала, будто я забыл тебя. Я приеду двадцатого января и остановлюсь в отеле „Ритц“ на Гран-Виа. Очень прошу тебя, давай увидимся, пусть ненадолго, чтобы я мог высказать тебе все, что у меня на сердце. Я заказал столик на двоих в ресторане гостиницы на двадцать первое число. Я буду ждать тебя там. Если ты придешь, ты сделаешь меня счастливейшим человеком на свете, и я пойму, что моя мечта вернуть твою любовь имеет шанс осуществиться.

Навеки твой Пабло».

Некоторое время я сидел в оцепенении на постели, которую делил с Беа всего несколько часов назад. Я пошевелился, чтобы вернуть письмо в конверт, и, встав, почувствовал себя так, словно меня только что нокаутировали. Я бросился в ванную комнату, и меня стошнило в раковину выпитым с утра кофе. Пустив из крана холодную воду, я умылся. Из зеркала на меня смотрело лицо того прежнего Даниеля, шестнадцатилетнего мальчика, у которого дрожали руки, когда он впервые обнял Беа.

Отец вопросительно посмотрел на меня и укоризненно покосился на часы, когда я наконец вернулся в магазин. Полагаю, он недоумевал, чем я занимался последние полчаса, но я не стал ничего ему объяснять. Избегая его взгляда, я протянул отцу связку ключей от подвала.

— Разве ты сам не сходишь в подвал за книгами? — удивился он.

— Да, конечно, извини. Сейчас спущусь.

Отец украдкой наблюдал за мной:

— С тобой все в порядке, Даниель?

Я кивнул, сделав вид, что удивлен вопросом, и прежде, чем отец успел его повторить, поспешил в подвал за собранием, которое требовалось поднять наверх. Вход в подвал скрывался под первым лестничным пролетом в дальнем конце вестибюля нашего дома. За железной дверью, запиравшейся на висячий замок, начиналась крутая лестница, которая спиралью ввинчивалась в темноту; пахло сыростью и чем-то неопределенным, навевавшим мысли о свежей пашне и увядших цветах. Под потолком тянулась короткая гирлянда тускло мерцавших лампочек, чье мертвенное свечение воскрешало в шахте тревожную атмосферу бомбоубежища. Я спустился по ступеням и, очутившись внизу, провел рукой по стене, нащупывая выключатель. Желтоватый фонарь вспыхнул у меня над головой, осветив очертания помещения, которое являлось всего-навсего кладовой, страдавшей манией величия. Скелеты ржавых бесхозных велосипедов, окутанные паутиной картины, картонные коробки, громоздившиеся на разбухших от сырости деревянных стеллажах, создавали декорацию, не располагавшую задерживаться в подвале дольше необходимого. Обозрев безрадостную панораму, я вдруг осознал, как странно повела себя Беа, решившая сама спуститься сюда, вместо того чтобы попросить меня. Я с подозрением уставился на груды хлама и рухляди, терзаясь вопросом, какие еще тайны погребены под ними.

Ощущая, сколь скверное направление приняли мои мысли, я только вздохнул. Слова письма прожигали мозг подобно брызгам кислоты. Я поклялся себе, что не стану копаться в ящиках в поисках связок надушенных писем этого типа. Мгновение спустя я непременно нарушил бы клятву, но вовремя услышал шаги на лестнице: кто-то еще спускался в подвал. Подняв голову, я обнаружил Фермина, с гримасой отвращения созерцавшего унылый антураж.

— Послушайте, тут смердит, как от покойника. Вы уверены, что в одном из старых ящиков с выкройками для вязания не лежит забальзамированное тело матушки Мерседитас?

— Раз уж вы здесь, помогите мне вытащить коробки, которые понадобились отцу.

Фермин засучил рукава, выражая готовность приняться за дело. Я указал ему на две коробки с эмблемой издательства «Вертисе», и мы взяли по одной.

— Даниель, вы выглядите хуже меня. Что-то случилось?

— Наверное, надышался миазмами подвала.

Мои потуги отделаться шуткой не сбили Фермина с толку. Я поставил ящик на пол и уселся на него.

— Можно задать вам вопрос, Фермин?

Фермин опустил свою ношу и тоже приспособил ее в качестве табурета. Я беспомощно поглядел на него: мне хотелось начать говорить, но я не мог выдавить из себя ни слова.

— Альковные проблемы? — спросил он.

Я вспыхнул, смутившись от того, как хорошо меня знает друг.

— Вроде того.

— Сеньора Беа, благословеннейшая из женщин, не имеет вкуса к любовным битвам, или же, напротив, аппетит ее слишком велик и вам с трудом удается утолить ее острый голод? Полагаю, у женщин, родивших ребенка, в крови взрывается гормональная атомная бомба. Удивительно, как они не сходят с ума в первые двадцать секунд после родов. Воистину это одна из величайших загадок природы. Я знаю о таких вещах, поскольку после белого стиха меня более всего увлекает как раз акушерство.

— Нет, ничего подобного. Насколько мне известно.

Фермин с удивлением воззрился на меня.

— Я вынужден попросить никому не передавать содержание нашего разговора.

Фермин торжественно перекрестился.

— Недавно я совершенно случайно нашел письмо в кармане пальто Беа.

Сделанная мной пауза, похоже, не произвела на него никакого впечатления.

— И что?

— Письмо от бывшего жениха.

— Корабельщика? А разве он не отбыл в Эль-Ферроль-Каудильо[18]делать героическую карьеру как истинный папенькин сынок?

— Я тоже так думал. Но оказалось, что в свободные минуты он строчит любовные письма моей жене.

Фермин моментально взвился.

— Вот сучий потрох, — процедил он сквозь зубы с яростью, намного превосходившей мою.

Я вынул из кармана письмо и протянул ему. Прежде чем открыть конверт, Фермин обнюхал его.

— Мне мерещится, или эта свинья шлет надушенные письма? — задал он вопрос.

— Я не обратил внимания, но меня данный факт не удивил бы. Вполне в его духе. Но это еще цветочки. Читайте, читайте…

Фермин принялся читать, бормоча себе под нос и качая головой.

— Этот красавчик не только ничтожество и подлец, но еще и отъявленный пошляк. Каково! Он, видишь ли, «целует в губы другую женщину»! Да за одну такую фразу его следовало бы посадить на ночь в кутузку.

Я спрятал письмо, пристально разглядывая пол.

— Уж не хотите ли вы мне сказать, что подозреваете сеньору Беа? — недоверчиво уточнил Фермин.