Битва при Креси. История Столетней войны с 1337 по 1360 год - Альфред Берн

Позицию для своих войск Эдуард установил у Ла-Фламанжери, в 3 милях севернее Ла-Капелля и в 30 милях восточнее Камбре. Небольшая речка, протекавшая с востока на запад, захватывала только север деревни, – вероятнее всего, английские войска располагались на горном хребте лицом к югу. Французская армия шла за противником по пятам и остановилась на привал в ту же ночь, 21 октября, что и неприятель, – в Бюронфоссе, в 4 милях западнее Ла-Капелля. Дорога на Ла-Фламанжери проходила через Ла-Капелль и, таким образом, приводила французов к позициям противника с юга. Эдуард, узнав о приближении неприятеля, 22 октября отправил к французскому королю герольда с предложением сразиться на следующий день, – король предложение принял.

Назавтра, ранним утром, английская армия, приготовившись к сражению, расположилась следующим образом: в линию выстроились три «армии», или дивизии, четвертая в резерве; передовая дивизия, английская, тыл прикрывают брабантцы. Слева направо командиры частей располагались так: Дерби[40], Суффолк, Нортхемптон, Солсбери, Пемброк.

Роберт Артуа и сэр Уолтер Мэнни также участвовали в этом сражении, но, скорее всего, командовали незначительными отрядами. Вероятно, английские лучники располагались на флангах, прикрывая с обеих сторон тяжеловооруженных всадников, которые, как и вся армия, к началу битвы спешились. Это военное построение – копия того, которое Эдуард за шесть лет до того удачно применил при Хелидон-Хилл, и похоже на примененное Уолтером Мэнни в сражении при Кадзанде.

Король сам занимался построением войск, и, надо сказать, умело – союзники восхищались его способностями. Когда солдаты заняли нужные позиции, он еще раз объехал всю армию, после этого наконец спешился и стал с нетерпением ждать подхода противника. В официальном сообщении, адресованном парламенту, король сообщал, что его армия состоит из «более чем 15 тысяч солдат и неисчислимого количества простолюдинов». Вот и понимайте как знаете! Эжен Депрэ, который наиболее детально изучил эту кампанию, даже не стал оценивать силы противников.

Французская армия, как и английская, состояла из трех дивизий, выстроенных в линию. Вероятнее всего, она превосходила неприятеля по численности и занимала очень большую территорию. При армии находились все шесть главных вассалов короля: герцоги Бретанский, Бурбон, Нормандский, Бургундский, Лотарингский и Афинский. Кроме того, присутствовали три короля (Шотландский, Наваррский и Богемский) и 36 графов, включая Дугласа Шотландского.

Потребовалось несколько часов, чтобы подошли все французские части. Обе армии собрались в полном составе, но сражение не начиналось. Противники готовы ринуться в бой, однако не знают, кому первому начать атаку. Вероятно, Эдуард, исходя из вызова французского короля, ожидал ее от противника, но Филипп не торопился.

Внезапно по рядам английской армии пронесся крик. Во вражеском стане в ответ последовали шум и волнение: «Нас атакуют англичане!» Это один французский вассал посвящал в рыцари нескольких своих оруженосцев – обычная процедура в канун битвы. Но англичане не двигались, крик утих, – два зайца, скакавшие вдоль английских позиций, очень скоро нашли свой конец. А несчастных, которых в тот день произвели в рыцари, стали по прошествии времени называть рыцарями ордена Зайца.

Тем временем Филипп горячо спорил со своими военачальниками. Мнения командиров разделились: одни считали, что следует атаковать, другие советовали оставаться на своих позициях; аргументы обеих сторон заслуживали внимания, но странно – никто не отметил, что англичане занимают крайне удобную позицию. Наконец королю сообщили: астролог его, Роберт Сицилийский, увидел в гороскопе, что король будет побежден, если нападет первым. Это положило конец раздумьям Филиппа, – сражение решили не начинать[41], нелепый день кончился; к концу его немецкие князья решили: надо возвращаться домой. Союзники сели на коней и отправились на ночлег. Пройдя 10 миль на север, остановились у Авена: там армия сделала ночной привал, а Эдуард послал оттуда сообщение врагу, что желает сразиться завтра, на этом месте. На следующий день он стал ждать неприятеля, но французская армия так и не появлялась – фактически она уже возвратилась домой. «Наши союзники больше не желали оставаться», – объяснял английский король сыну, и английской армии пришлось вернуться в Брюссель, а позже вообще в Антверпен[42].

Таким образом, кампания, к которой так долго готовились и потратили на нее так много английских денег, окончилась полным фиаско. Многочисленные отчеты об этой кампании составляют о ней представление как о странной и озадачивающей. Но в ней нет ничего непонятного. Союзники Эдуарда колебались, не желая больше участвовать в его делах; с одной стороны, они боялись мощи Франции, с другой – жаждали английского золота. В течение всей кампании их раздирали эти два противоречия; когда они получили все причитавшееся им золото и основной мотив службы исчез, единственное, что стало волновать их, – как бы побыстрее оставить своего соратника, поскольку страх перед французским королем нарастал с каждой минутой. Следовательно, чтобы поскорее уйти, им требовалось найти какое-то оправдание своему поступку. Эдуард, надо сказать, столь же бессилен в искусстве управлять своими союзниками, сколь герцог Малборо четыреста лет спустя, к тому же Эдуарду, скорее всего, не хватало терпения и такта (чем так искусно умел пользоваться Уинстон Черчилль).

В конце кампании король написал длинное письмо сыну; нам оно особенно полезно, так как несет ту информацию, что отсутствует в официальных военных бюллетенях: король время от времени все-таки располагал сведениями о противнике. Сделаем некоторые извлечения из этого уникального письма, которое может считаться первым военным донесением в английской истории.