Трижды заслуженная вдова - Фаина Раевская

— С Ромашкой прощалась! — пояснила я, трогая машину с места.

— Он снова в командировку уезжает? Так ведь только приехал! — Люська возмущенно округлила и без того круглые глаза.

— Это я уезжаю!

— Куда?

— В Европу.

— Когда?

— Через неделю, — охотно пояснила я. — Алексеев мне подарок такой сделал. А пока я у тебя поживу.

Люська интенсивно заморгала.

— A-а! Ну да! — кивнула она с умным видом. — А... зачем?

— Ну, во-первых, у меня ремонт, во-вторых, учеба, а в-третьих, надо же нам поскорее с наследством разобраться! Ты же меня знаешь: я не смогу полноценно мотаться по всяким там Европам, если у меня на родине такое безобразие творится!

Подруга задумчиво потерла переносицу и согласилась:

— Оно, конечно, да... Не можешь. Это факт.

Затем, помолчав, напомнила:

— Жень, а ты мне обещала что-то рассказать...

— Обещала — расскажу, — нахмурилась выруливая на проспект. — Слушай. Жил-был очень талантливый химик. Не жалея ни сил, ни здоровья, трудился он на благо и во славу отечества. И отечество было вовсе даже не против. Наоборот, всячески поощряло и благодарило гения. Благодарность эта выражалась в основном деньгами, славой и материальными благами. Однажды этот самый гений совершает какое-то невероятно важное открытие. Вся химическая общественность мира стоит на ушах от радости и зависти, а комитет по Нобелевским премиям даже присуждает ему что-то вроде тринадцатой зарплаты, только намного больше. Это огромные деньги, Люся! Родина очень гордится своим сыном и щедро одаривает его любовью. Какое-то время он греется в лучах славы. Но тут в стране начинается бардак, и про химика как-то забывают. Дядька некоторое время живет воспоминаниями, а потом и вовсе умирает, не оста-вив никакого завещания. Судя по всему, ему было что завещать родным и близким. По существующему закону наследницей первой очереди стала его жена, Роза Адамовна. Родственники, вероятно, тяжело пережили это обстоятельство. Роза Адамовна была женщиной умной и дальновидной. Она предвидела грызню из-за наследства в случае ее смерти и поэтому составила письменное завещание. Я предполагаю, что все состояние старушки переходит к единственной дочери. Таким образом, Софья Арнольдовна Либерман становится богатой наследницей. Но... Семья-то у химика большая, и каждому хочется урвать хоть маленький кусочек наследства... Думаю, что Соне грозит реальная опасность.

— А кто входит в эту семейку? — полюбопытствовала Люська.

— Ой, подружка, — тяжко вздохнула я, — это не семейка, а чисто серпентарий! Сама посуди: родная сестричка Арнольда, Рахиль Флавиевна. Не знаю, что у нее за отношения были с братом и с его женой, но, видимо, Роза Адамовна посчитала, что денег у Рахили достаточно — она же вдова Шнайдера. Теперь бабка злится на весь свет!

Люська, прекрасно знавшая, кто такой Шнайдер, беззвучно открыла рот да так и осталась сидеть. Я же продолжала:

— Теперь дальше. Есть еще сын Рахили. То есть племянник Либермана. Левка говорит, что он идиот. По виду, честно говоря, так оно и есть. Мог по наущению мамочки прикончить Розу Либерман? Мог, почему бы и нет! Впрочем, как бы то ни было, Соня все же единственная наследница. Спровадив на тот свет трех мужей, эта крокодилиха начала охоту за отцом Левки...

— А зачем? — удивилась Люська. — С ее-то деньгами можно и вообще замуж не холить!

— Ну хобби у нее такое!

— Да-а, дела! А Соня могла маменьку порешить?

— Могла, — согласилась я. — Левка сказал, что старушку утопили. А знакомый эксперт подтвердил. Так что Соня, узнав, к примеру, о завещании Розы Адамовны, могла аккуратненько ее притопить...

— А твой знакомый криминалист не сказал точно, кто убил старуху?

— Нет, — опечалилась я, — не сказал.

А теперь и вовсе вряд ли скажет, потому что это дело раскручивает Вовка Ульянов...

Люська тоже взгрустнула, но ненадолго:

— Жень, не переживай, главное — на глаза ему не попадаться!

— А я и не переживаю! Подумаешь! — я упрямо тряхнула волосами. — Ты дальше слушать будешь?

— Разве еще не все?

— А то! Самое интересное только начинается. Представь себе, у Либермана вдруг обнаруживается внебрачная дочь...

— Как это «обнаруживается»? Либерман о ней не знал?

— Очевидно, нет, но утверждать не берусь. Знаю только, что эта крыса претендует на наследство и появилась именно в тот вечер, когда умерла старушка Либерман...

Люська задумалась, машинально накручивая на палец прядь волос.

— Это она утопила Розу! — заявила подруга после минуты молчания.

— Едва ли, — я с сомнением покачала головой. — Она весь вечер просидела у нас. Кроме того, за ней неотступно следует ее жених. А он ревнивый, как Отелло! Наблюдал из подъезда напротив нашего дома за своей любимой. Как только она повисла на Венике, так и явился. Смех, да и только!

— И что?

— Венику нос разбил, а тот ему глаз малость подправил. В общем, все путем!

— Так ему и надо! — согласилась Люська.

— Кому?

— Венику твоему! Бабник!

В глубине души я была согласна с вердиктом Люськи, поэтому заступаться за дорогого друга не стала. Тем более мы уже подъезжали к дому Левки.

Жил он в обычном девятиэтажном здании, правда, улучшенной планировки. В полном молчании мы достигли дверей Левкиной квартиры. На мелодичную трель звонка вышел сам хозяин и, мрачно кивнув, пригласил нас войти. Выглядел он сильно помятым. Впрочем, я не удивляюсь, вспомнив, в каком состоянии оставила его накануне.

— Привет, — хмуро поздоровался Лев и сморщился.

— Головка бо-бо? — посочувствовала я. — Удивляюсь, как ты еще жив остался после такого количества спиртного.

Лева сокрушенно вздохнул и понурился.

А потом, словно вспомнив что-то, удивленно уставился на мою подругу:

— Люська! А ты откуда?

— Лева, — покачала я головой, — это она дала мне твой телефон. Я тебе звонила вчера поздно вечером, предупреждала, что с подругой приеду. Помнишь?

Левка снова вздохнул и виновато затоптался на месте.

— Не помню, — пробубнил он. — Я вырубился еще на поминках, а в себя пришел только после твоего звонка... Я ведь почти совсем не пью!

— Это я заметила, — съехидничала я.

— Нет, правда! — горячо воскликнул Левка. — Просто... Просто... В общем, это неважно. Кофе хотите?

Кофе мы не хотели. Мне не терпелось поскорее приступить к тому, ради чего, собственно, мы сюда приехали. Но как назло Люська и Левка принялись вспоминать студенческую молодость. Приходилось соблюдать хоть какой-то этикет. Через десять минут, когда, как мне показалось, необходимые приличия были соблюдены, я рявкнула: