Между огней - Олли Вингет

– Когда шаман очнулся, то открыл глаза и увидел безбрежное голубое небо над собой. Яркое солнце слепило его, согревая щеки и лоб. Где-то в отдалении подала голос птица, вначале несмело, но после того, как ей ответили другие птичьи голоса, она запела, приветствуя новую весну. Снег таял. Шаман огляделся и увидел, что проснувшиеся воды озера вынесли его на берег, оставив лежать на песке, еще помнящем холод снежной ночи. У ног шамана мягким комком лежала серая кошка, рассеченная об лед. Кровь еще багрила ее светлый мех. Шаман вытянул руку, чтобы погладить свою спасительницу. Но кошка вздрогнула и обернулась птицей с ярко-алой грудкой. Она взглянула на молодого парня, чирикнула что-то ему на прощание и упорхнула в небеса. Шаман вздохнул, поднялся и отправился в обратный путь, больше не желая быть шаманом. А от паука не осталось ничего, даже воспоминания, потому что мир не любит прогнившее и покоит его в себе, чтобы на месте этой гнили выросла свежая трава.

Последние слова повисли в воздухе над гаснувшим костром. Сказка закончилась так, как всегда заканчивалась в Городе, когда ее рассказывала Фета. Ни добавить больше ни слова, ни протянуть последнюю ноту, как в песне. Теперь Вестники остались один на один с гнетущим ожиданием тех, кто так и не возвращался.

Ночь укрыла пески плотной, непроглядной тьмой. Полная луна пряталась за облаками, лишь изредка бросая вниз редкие, тусклые лучи. Вестники бесшумно летели к скалам, которые надвигались на них с каждым взмахом крыла.

– Не видно ни зги, – пожаловался Лин, его голос разнесся в холодном воздухе.

Освальд смерил парня взглядом. Утомленные однообразием длительного пути, Братья начинали вести себя, как малые дети. Глупые выходки Троя и суета Сильвии приводили Крылатого в бешенство. Но больше остальных его нервировала Алиса. То, как тяжело она вздыхала, потирая виски. Как горбилась, словно ей на плечи легли заботы всего сожженного мира. Это бесило Освальда даже сильнее вечно испуганной дочери предателя.

Крылатый злился на себя за тот глупый разговор с девчонкой, но удержаться было выше его сил. Слишком уж Юли казалась похожей на мать своими тонкими запястьями, случайными жестами, непослушными кудряшками. И эти наглые предательские глаза… Взгляд их пробирал Освальда до мурашек, он едва сдерживал желание схватить мерзавку и бить о камни, пока жизнь не покинет ее.

Потому Крылатый каждый вечер затачивал и без того острые ножи, сидя у костра. Потому он разрешал Сильви подбираться так близко в непроглядном сумраке пещеры, прижиматься к нему теплым, мягким телом и отдаваться ему, бесшумно, безмолвно. Так ему было проще сдерживать злость, бушующую внутри.

Он всегда был на вторых ролях. Надежный воин, но не Вожак. Приятный парень, но лишь друг весельчака Дейва. Даже женщины его выбирали не те, каких он желал. Вместо манящей Анабель, с ее белой кожей и тонким, но таким сильным станом – мягкая Сильви, которая пахла не томным солнцем, а грибной похлебкой.

А теперь, в отряде, где, кроме него, не было опытных Братьев, им верховодила спятившая девчонка. Только сейчас, вырвавшись на свободу пустынной ночи, Освальд понял, как душно и тесно ему было все эти дни. И он летел вперед, не помня толком, зачем они с Лином скользят по темному небу, не ведая, что ждет их впереди.

А скалы тем временем уже вплотную приблизились к путникам. Лин осторожно снизился, ловя крылом поток холодного воздуха. Медальон под рубахой задрожал, заставляя парня почувствовать волнение. Лин осторожно дотронулся до него пальцем: деревянная пластина чуть нагрелась и подрагивала в ответ на его прикосновение. Так не бывало уже очень давно, с самого начала их пути к оазису.

– Варвары где-то там, – шепнул Лин, опускаясь на каменный уступ, который опасно висел над склоном горы.

Освальд кивнул, оглядываясь по сторонам. Мертвая ночь окружала их. Где-то недалеко под тяжелыми лапами зверя скрипел песок, ветер шумел на склонах. Но среди этих знакомых голосов пустыни слышалось что-то непривычное. Кто-то гортанно пел в отдалении. Лин тряхнул головой, словно прогоняя наваждение, звук не исчезал, порывы ветра то приносили его с собой, то почти заглушали, но голос тянул свою песню, а чуть слышные хлопки вторили ему.

– Варвары, – выдохнул Освальд.

Его лицо заострилось, в глазах появился лихорадочный блеск. Лину отчего-то вспомнился матерый самец охотник, который вышел на охоту из своего логова, а встретил отряд Крылатых у гряды. Освальд поводил головой, разминая крепкую шею и нетерпеливо переступал с ноги на ногу, как зверь, готовящийся к бою.

– Надо посмотреть, сколько их.

И они бесшумно скользнули вниз, расправляя крылья. Ночной воздух подхватил их, и Вестники двинулись вперед, стараясь не задевать в низком полете сыпучий песок. На плато, что пряталось между крутыми горными склонами, пылал костер. Он рвался вверх, сверкая огненными языками, и было в нем что-то настолько мрачное и отталкивающее, что Лин поспешил приземлиться на вершину бокового склона, чтобы почувствовать под собой твердую опору. Теперь от плато Крылатых отделял один только отвесный спуск. Они легли на камни, стараясь слиться с тьмой ночи и бурой пылью, щедро покрывающей все вокруг.

Небо затянули низко нависшие тучи, казалось, в любое мгновение на землю обрушится проливной дождь, а может быть, разразится гроза с ее ядовитой водой и смертоносными всполохами молний. Крылатым нужно было спешить, вернуться в пещеру и уже там вместе с товарищами решать, что делать дальше. Но отвести глаза от огня было выше их сил.

Бушующее пламя ликовало, будто разгораясь на самом песке. В круге света четко выделялись фигуры и лица злобно шипящих и скалящихся варваров. Еще десятки воинов стояли в тени. Лин судорожно сглотнул. В диковинных шкурах поверх кожаных доспехов, с темными узорами татуировок на телах, они утробно рычали, отбивая ладонями ритм.

По другую сторону огня, подступив к самому его жару, замер старик. Он запрокинул голову и вытянул тонкую шею так, что острый кадык, казалось, вот-вот прорвет кожу. Щеки его покрывала клочковатая борода, он плотно жмурил глаза, и старое лицо его морщилось, будто помятая бумага. Старик тянул вой, низкий и грубый, устремляя свою жуткую песнь в заслоненные тучами небеса. Каждый раз, когда слабый лунный свет пробивался через облака, воины ликующе кричали, взрывая ночь громогласными воплями, а старик приоткрывал глаза, чтобы только взглянуть на тяжелое небо и продолжить выть, силясь прогнать непогоду.

– Их очень много, – чуть слышно проговорил Освальд. – Гораздо больше, чем нас, нужно возвращаться, пока не заметили…

Лин кивнул, сбрасывая с себя оцепенение, в которое его ввели крики варваров, беснующийся огонь и запах крови, висящий над плато. Крылатые двинулись было назад, прячась в тени утеса, который нависал над склоном, но тут старик протяжно вскрикнул. Лин обернулся и увидел, как медленно варвар оседает на песок, как блестит темная кровь на лезвии короткого кинжала в руке коренастого воина.

Тот пнул обмякшую фигуру на земле и, поднеся кинжал ко рту, медленно провел языком по острию. Стоящие вокруг костра возбужденно заголосили.