Рассвет любви - Шеннон Дрейк

— Да. Думаю, так оно и есть.

Марго обратилась к нему на гэльском — они часто разговаривали между собой на этом языке, хотя все мужчины свободно владели французским, принятом среди английской аристократии.

Но Брендан приложил палец к ее губам.

— Говори на норвежском, — предупредил он.

— Так все-таки… мы ее спасли или она наша пленница? — допытывалась Марго.

— Честно говоря, я еще не решил, — помолчав, буркнул он. — Одному Богу известно, как все сложится. Король Филипп терпеть не может Эдуарда, но при этом боится его. И если он решит, что союз с Англией более выгоден, то мы не сможем ему помешать.

— А нам ничего не грозит?

— Пока этого союза между ними нет, мы в безопасности. Но он может быть заключен в любую минуту, и тогда Филипп Французский будет стараться заполучить к себе в гости Уоллеса — ведь это единственный человек, который имеет мужество противостоять Эдуарду с оружием в руках. Мы плывем во Францию, поскольку знаем, что король Англии пообещал награду тому, кто схватит в море кого-то из шотландских вождей, — объяснил он. — Стало быть, Филипп понимает, что, как только наша нога ступит на землю Франции, он уже не сможет объявить нас своими пленниками. — Брендан нетерпеливо поднялся на ноги. — Так что кто бы она ни была, Марго, лучше бы ей остаться в живых. Думаю, эта девушка в любом случае будет иметь для нас ценность.

— Да, Брендан, — шепотом сказала озадаченная Марго уже ему в спину. Потом по привычке пощупала девушке лоб, снова обтерла ей лицо мокрой тряпкой. Веки девушки слабо дрогнули. — Похоже, она приходит в себя, — заметила Марго.

Элинор, приоткрыв глаза, с недоумением вглядывалась в лицо Марго.

— Все в порядке. Ты поправишься.

— Пить, — прохрипела девушка.

Улыбнувшись, Марго поднесла к ее губам кубок, наполнив его из резного норвежского рога. Девушка жадно сделала несколько больших глотков, но Марго сделала ей знак, чтобы та пила медленнее.

— Спасибо, — прошептала та, откинувшись на подушки. Глаза незнакомки с тревогой следили за Марго. — Кто вы такая? — прошептала она. — А где моя служанка? Где Брайди? С ней все в порядке? Она…

— Не волнуйтесь, миледи, вам нужен отдых. А ваша служанка на другом корабле. С ней все в порядке.

Марго улыбнулась. Ей немало довелось слышать об этой женщине — она стала легендой с тех пор, когда под развевающимся знаменем впереди вооруженных воинов кинулась в бой, убежденная, что сам Господь ведет их на битву. Именно ей были обязаны англичане своей победой при Фолкерке. Но сейчас она совсем не была похожа на воительницу. Сказать по правде, в эту минуту девушка с разметавшимися вокруг прекрасного лица золотыми волосами больше напоминала морскую нимфу. Она казалась такой беззащитной.

— Пожалуй, я пойду… — начала Марго. Но девушка отчаянно вцепилась в ее руку. В ее прояснившихся глазах мелькнул страх.

— Подождите! — прошептала она. — Пожалуйста!

Марго помедлила. — Но мне нужно идти и…

— Погодите… Скажите, куда идет ваш корабль? Во Францию? Уоллес тоже здесь? И… вы не знаете, какая судьба ждет меня?

— Это решать мужчинам, миледи. Но вы напрасно считаете их злодеями.

Казалось, слова Марго воздвигли между ней и Элинор преграду. Девушка отвернулась.

— Видела я, на что способны ваши мужчины… — глухо пробормотала она.

— Ничего вы не видели… не считая, конечно, того, что творили по приказу Эдуарда ваши соплеменники! — возмутилась Марго.

Пленница не ответила.

— Мне нужно идти, — торопливо сказала Марго. Но что-то ее удерживало. — Я скоро вернусь — принесу вам поесть. Прошу вас… не надо бояться, — добавила она.

— Я ведь святая Ленора, не забывайте об этом! И я не боюсь! — поспешно ответила девушка, но Марго видела, что это не так.

— Я скоро вернусь, — пообещала она и вышла из каюты.

Корабль Уоллеса приблизился к «Осе» вскоре после того, как стих шторм. Уоллес перебрался на другое судно и вместе с остальными уселся на палубе, потягивая эль.

С юности сопровождая своего кузена Эррина, Брендан благодаря ему познакомился с Уоллесом. Он боготворил его — и не только как храброго полководца, но и как одного из умнейших людей своего времени. Враги Уоллеса часто недооценивали его. Родом он был из простой семьи, зато получил великолепное образование. Это был высокий, мускулистый, хорошо сложенный мужчина, но своими многочисленными победами он был обязан не столько физической силе, сколько таланту стратега.

Ветер стих, по воде пролегла лунная дорожка. Море на горизонте сливалось с небом, и, казалось, их корабль медленно уплывает в бесконечность.

— А мне по душе этот пират. Я имею в виду де Лонгвиля, — сказал Уоллес, обращаясь к Брендану.

— Он год за годом пускает на дно корабли.

— Да. И нисколько не стыдится этого, — согласился Уильям, и глаза его вспыхнули. Рожденный быть воином, он с первого взгляда поражал исходившим от него ощущением спокойной силы.

— Стало быть, любое преступление может быть оправдано, лишь бы тот, кто его совершил, не стыдился этого? — спросил Брендан. — Но тогда можно найти оправдание и королю Эдуарду — ведь он никогда не стыдился того, что старается поставить Шотландию на колени, а всех шотландцев перерезать, как стадо баранов!

— По мне, лучше уж честный враг, чем вероломный и лицемерный союзник, — мрачно произнес Уоллес.

— Против этого трудно возразить, — пробормотал Брендан, осушив рог до дна, и покачал головой. Но в душе он признавал, что в чем-то Уоллес прав. Сколько раз он слышал о том, что битву при Фолкерке можно было бы выиграть, если бы Джон Коммин Рыжий не увел свою конницу с поля боя. Коммин был двоюродным братом низложенного короля Джона, за права которого и сражался сейчас Уоллес. Роберт Брюс, который сейчас вместе с Коммином правил Шотландией, в отличие от него никогда не сражался бок о бок с Уоллесом. Своим главным врагом Брюс считал короля Эдуарда. А в дни мира Брюс и Коммин продолжали поддерживать некоторое хрупкое равновесие. Но накануне их отплытия во Францию Брюс сложил с себя сан наместника, и тут же поползли слухи, что он, дескать, намерен искать мира с Эдуардом. Вероятно, доля правды в этом была, ведь Брюсу было что терять.

— И довольно об этом, Брендан! — рявкнул Уоллес.

— Просто я тут подумал…

— Ладно, давай говори!

Брендан посмотрел в глаза человеку, которому он поклялся в верности.

— Хорошо, тогда слушайте. Вы никогда не изменяли своему слову. Вы сражались не ради золота, а ради Шотландии. Эдуард многое бы дал, чтобы заполучить вас. А король Норвегии Хокон принял бы вас с распростертыми объятиями и наделил бы богатыми землями… дал бы вам титул. Филипп уже знает, что вы плывете во Францию, а наш друг архиепископ Ламбертон много раз говорил ему о вас и о том, как высоко он вас ценит. Нам и раньше случалось бывать во Франции, вращаться при французском дворе. Ездили мы и в Италию. Словом, делали все, чтобы не дать Филиппу заключить договор с англичанами в ущерб интересам Шотландии. И, однако, во Франции примут нас с радостью. Филипп охотно доверил бы вам командование одной из своих армий и осыпал бы вас почестями. Но вы, сэр — да простится мне моя дерзость, — вы упрямы как осел и охотно променяете все это на возможность сражаться и дальше. Наши таны — да будут во веки веков прокляты их черные души — отвернулись от нас, когда мы одерживали одну победу за другой! Наперебой скорбят о судьбе несчастной Шотландии, а сами вечно дерутся между собой, как пауки в банке! Кто будет нашим королем? Лично я, будь я им, не стал бы сражаться. Извините, сэр Уильям. Порой, да простит меня Бог, я ломаю голову: как мы надеемся победить Эдуарда, когда между собой-то разобраться не можем?