Последний барьер - Дик Фрэнсис

— Лошадка не буянит, — пояснил я, — а здесь у тебя теплее.

Он ухмыльнулся, включил зажигание и прокричал сквозь шум двигателя:

— Я так сразу и понял, что ты — малый не особо сознательный! Лошадь-то мы везем для продажи, должны доставить ее в лучшем виде!.. Если хозяин узнает, что ты ехал со мной, его хватит удар!

Вот уж нет. Хозяин, то есть Инскип, ничуть бы не удивился. Насчет хозяев я могу судить по собственному опыту — не такой уж это наивный народ.

— Хозяин... — с отвращением протянул я. — Пусть застрелится.

Он искоса взглянул на меня. Оказывается, это очень просто — изобразить из себя дрянного, мерзкого типа, стоит только захотеть. Водители фургонов на скачках всегда собираются вместе, никакой работы у них там нет. Зато есть время посплетничать в столовой; вообще они целый день слоняются без дела и точат лясы. Поэтому слушок о том, что у Инскипа завелся подозрительный конюх, может разлететься во все стороны очень быстро.

Мы остановились перекусить в придорожном кафе, а потом еще раз возле магазинчика, по моей просьбе. Я купил две шерстяные рубашки, черный свитер, толстые носки, шерстяные перчатки и вязаную шапочку с козырьком — такие были почти на всех конюхах в это холоднющее утро. Водитель тоже зашел в магазин купить себе пару носков и, глядя на мои покупки, заметил, что у меня, видать, денег куры не клюют. Я хитро подмигнул ему — надо уметь жить, приятель. По глазам я понял, что его сомнения на мой счет увеличились.

Ближе к вечеру мы въехали в ворота скаковой конюшни в Лестершире. Тут я по-настоящему смог оценить качество проделанной Бекеттом работы. Я должен был везти обратно прекрасного скакуна, только начинавшего свою карьеру. Он был продан полковнику Бекетту со всеми поданными заявками. А это значило, сказал его бывший конюх (он расставался с жеребцом, словно с родным сыном), что он может участвовать во всех скачках, на которые его записал бывший владелец.

— А на какие скачки он записан? — поинтересовался я.

— Много куда, точно не помню. Ньюбери, Челтенхэм, Сандаун, еще куда-то, а первый его заезд — на той неделе в Бристоле. — Он с сожалением передал мне недоуздок. — Ума не приложу, чего это вдруг наш Старик надумал отдавать такого красавца... Смотри, если на скачках увижу, что плохо за ним ходишь, всю душу из тебя вытрясу, помни мое слово.

— Как его зовут? — спросил я.

— Искрометный... Искрочка ты моя... Искриночка... ну, прощай, дружище... — Он любовно погладил лошадь по носу.

Мы погрузили ее в фургон, и на сей раз я своего поста не оставил, ехал вместе с лошадью. Раз уж Бекетт не поскупился ради общего дела — чтобы купить эту прекрасную лошадь в такой короткий срок, ему, наверное, пришлось раскошелиться, — я вложу в нее все свое умение.

Перед выездом я успел взглянуть на карту в кабине водителя и, к своему удовольствию, обнаружил, что ипподромы помечены на ней тушью. Я взял карту и всю обратную дорогу изучал ее. Большинство ипподромов, где, по словам конюха, должен был выступать Искрометный, находились в южной части Англии. Значит, как я и просил, по дороге придется останавливаться на ночь. Ай да Бекетт!

Выяснил я и насчет пяти ипподромов, на которых победили наши одиннадцать лошадей. Я ошибся, когда думал, что все они находятся где-то на севере, — с точки зрения географии между ними не было ничего общего. Я надеялся, что они расположены по какому-то кругу и я смогу примерно вычислить его центр, но нет, их скорее можно было соединить кривой линией с северо-востока на юго-запад. Короче говоря, никакой системы я здесь не нашел.

В пятницу вечером я сходил в бар и обставил Супи в стрелки. Он неодобрительно хмыкнул и жестом позвал меня к бильярду, где взял легкий реванш. Потом мы выпили по полпинты пива, глядя друг на друга. Мы почти все время молчали — говорить пока было не о чем, и вскоре я вернулся к мишени для стрелок. За неделю класс играющих выше не стал.

— Ты обыграл Супи, да, Дэн? — спросил один из них.

Я кивнул, и кто-то тут же сунул мне в руку горсть стрелок.

— Если ты обыграл Супи, тебя надо брать в команду.

— Что за команда? — спросил я.

— Команда нашей конюшни. Мы разыгрываем с другими конюшнями что-то вроде первенства йоркширской лиги. Иногда мы ездим в Мидлхем, Уэтерби или Ричмонд, иногда они приезжают сюда. Супи — лучший игрок в конюшне Грейнджера. А может, ты ободрал его случайно?

Я бросил подряд три стрелки. Все они легли на кольцо двадцатки. Откуда у меня это — не знаю, но бросаю я всегда точно.

— Все, приятель, ты в команде и не вздумай отказываться.

— А когда следующий матч? — спросил я.

— Пару недель назад мы играли здесь. Теперь — в следующее воскресенье, в Берндейле.

На выходные приехали сын и две дочери Октобера, старшая — в ярко-малиновой ТР4, а близнецы — без излишнего шика — в одной машине с отцом. Все трое, будучи дома, всегда ездили верхом, и Уолли велел мне оседлать двух лошадей (Искрометного — для себя, вторую лошадь для леди Патриции Таррен) и выехать с первой группой.

Леди Патрицию Таррен я увидел в туманной дымке раннего утра, когда помогал ей сесть в седло. Редкостная красавица с бледно-розовым ртом и густыми, загнутыми кверху ресницами — и хорошо знает, как ими пользоваться. Одета в яркий черно-белый жакет, поверх каштановых волос зеленая косынка.

— Ты новенький, — заявила она, глядя на меня сквозь ресницы. — Как тебя зовут?

— Дэн... мисс, — ответил я. Как обращаться к дочери графа? Понятия не имею.

— Так... Ну, подсади меня.

Я послушно встал рядом, но когда наклонился помочь ей, она вдруг провела рукой по моим волосам, шее и поймала пальцами мочку правого уха. Острые коготки вонзились в кожу. В глазах я увидел дерзкую усмешку, но не пошевелился и стоял молча. Тогда она хихикнула, отпустила ухо и медленно натянула перчатки. Я подсадил ее в седло, она чуть нагнулась взять поводья, и пушистые ресницы оказались возле моего лица.

— А ты красавчик, крошка Дэнни, — проворковала она. — Какие черные глазки — просто загляденье!

Я совсем растерялся — как реагировать конюху, когда такое ему говорит дочка графа? Она засмеялась, чуть пришпорила лошадь и неторопливо выехала со двора. В двадцати шагах от меня Гритс подсаживал на лошадь ее сестру, и в тусклом свете я увидел, что она гораздо светлее младшей и почти так же красива. Бедняга Октобер, помоги ему Бог! Ведь за такими красотками нужен глаз да глаз!

Я повернулся идти за Искрометным и увидел перед собой восемнадцатилетнего сына Октобера. Парень сильно походил на отца, но до отцовской солидности и властности ему пока было далеко.

— Не стоит принимать Патрицию слишком всерьез, — сказал он ровным, усталым голосом, оглядывая меня сверху донизу. — Она любит розыгрыши. — Он кивнул и зашагал к своей лошади. Это было похоже на дружеский совет-предупреждение. Если его сестра разыгрывает подобным образом всех мужчин подряд, ему не впервой давать такие советы.