Город греха - Джеймс Эллрой

Каньон Лорел кончался как раз у северного края Стрипа. Базз переулками поехал в сторону Голливуда и Вайн, останавливаясь у каждого светофора. Он затылком чувствовал на себе пристальный взгляд Одри: она, видно, пыталась угадать, что связывает их с Микки. Подъехав к ресторану «Бренеман», Базз сказал:

— Вы с Люси оставайтесь в машине, а я переговорю с Микки с глазу на глаз.

Люси все еще всхлипывала и мяла в руках пачку сигарет. Одри взялась за ручку:

— Я тоже пойду.

— Нет, сидите здесь.

Одри покраснела. Базз повернулся к Люси:

— Детка, все дело в тех карточках, где ты с большим псом. Томми пытался шантажировать этим Гельфмана, и, если ты появишься перед ним такой расстроенной, Микки может просто прикончить его, а мы с тобой попадем в большую передрягу. Томми, конечно, парень грубый, но если вы постараетесь, то, может, вам снова удастся наладить совместную жизнь…

Рыдания Люси заставили его замолчать. Одри смотрела на него с омерзением. Базз быстрым шагом направился к ресторану. Там было многолюдно; группа с радио, рекламирующая «Завтрак у Тома Бренемана в Голливуде», сворачивала свое оборудование и тащила его к заднему выходу. Микки Коэн сидел в закрытой кабинке, по бокам — Джонни Стомпанато и другой здоровый охранник. Рядом за столиком сидел еще один мужчина, глаза его то и дело обегали всех присутствующих в зале, а рядом на стуле лежала развернутая газета, очевидно прикрывая мощную пушку.

Увидев, что Базз приближается, мужчина мгновенно сунул руку под утреннюю «Геральд». Микки встал, улыбаясь; Джонни Стомп и второй телохранитель тоже изобразили на лицах улыбки и подвинулись, пропуская Базза. Базз протянул руку, но Коэн вместо рукопожатия обхватил обеими рукам его голову и поцеловал в обе щеки, оцарапав Базза суточной щетиной:

— Таких, как я, больше нет, — улыбнулся Дэйв. — Я пишу мистеру Коэну все речи для собраний клуба Мужского братства. Спросите-ка у него: «Как поживает супруга?»

Базз отсалютовал Микки, подняв стакан, и спросил:

— Микки, как поживает супруга?

Коэн оправил на себе пиджак и понюхал гвоздичку в лацкане:

— Одной жене ты рад всегда — мою б не видеть никогда. Жена моя так холодна, что горничная называет нашу спальню Северным полюсом. Ко мне приходят и спрашивают: «Микки, как живешь? Регулярно?» Я вынимаю из трусов градусник, на нем — минус двадцать пять. Мне говорят: «Микки, от тебя дамы без ума. Ты регулярно должен трахаться, париться и чистить перышки». Я им отвечаю: «Вы не знаете моей жены; ее бы по рукам-ногам связать, отодрать и подальше убрать — вот что ей надо». Одной жене ты рад всегда — мою б не видеть никогда. О-па! — а вот и она собственной персоной.

Микки кончил свою фирменную хохму, широким жестом потянулся за шляпой. Дэйви корчился от хохота прямо на столе. Базз попытался поддержать общее веселье, но смешок застрял у него в горле. Он подумал о том, что Мейер Харрис Коэн собственноручно убил более десятка человек (Базз лично знал только об одиннадцати) и ежегодно получал по меньшей мере десять миллионов, не платя налогов. Качая головой, он сказал:

— Микки, ну ты хохмач.

Несколько смокингов за соседним столом одобрительно хлопали в ладоши; Микки махнул им шляпой:

— Подходяще? А чего тогда не смеешься? Дэйв, Джонни, погуляйте пока.

Стомпанато и Дэйв тихо выскользнули из-за стола. Коэн посмотрел на Базза:

— Ты насчет работы или подшибить деньгу?

— Ни то и ни другое.

— Говард не обижает?

— Наоборот.

Коэн вертел в руках стакан, постукивая по стеклу бриллиантом в шесть каратов на мизинце:

— Я знаю, у тебя есть кое-какие долги. Переходи ко мне, мальчик. Условия хорошие, расплатишься без труда.

— Предпочитаю наоборот — выколачивать деньгу. Это подымает мне тонус.

— Да ты просто псих. Ну, чего хочешь? Говори. Базз осмотрел зал. За стойкой бара Стомпанато потягивал виски, а несколько благонамеренных граждан исподтишка посматривали на Микки, как на гориллу в зоопарке, которая в любой момент может вырваться из клетки.

— Хочу предупредить, чтобы ты не давил одного парня, который, возможно, крепко тебя рассердит.

— Что?

— Знаешь Люси Уайтхолл, подружку Одри?

— Конечно. — Микки изобразил в воздухе женские округлости. — Солли Гельфман хочет снять ее в своей новой картине. Думает, она может стать звездой.

— А все может накрыться медным тазом, — сказал Базз и сразу увидел, как Микки по привычке начинает тихо закипать: ноздри раздулись, скрипнули зубы, в глазах зажглось бешенство — сейчас схватит, что подвернется под руку, и хряснет об пол. Базз подвинул ему оставленный Стомпанато недопитый стакан с «Кровавой Мэри». Коэн отпил большой глоток и сплюнул прилипшую к губам мякоть лимона:

— Выкладывай. Ну!

— Хахаль Люси шантажирует Солли гнусными карточками. Я это все поломал, слегка поучил парня. Я точно знаю, что у того грека есть дружки в офисе шерифа в Западном Голливуде — среди твоих ребят, и Люси нужно где-то надежно укрыться. Плюс он толкал наркоту на территории Драгны, а для старины Джека это — просто нож острый. Вот по этим двум серьезным причинам грека трогать нельзя.

Коэн так стиснул стакан с томатным соком, что его толстые пальцы-сосиски побелели:

— Что… на… карточках?

Тут не отвертишься: Микки может сам спросить у Сола Гельфмана, и все выплывет наружу. Базз собрался с духом и проговорил:

— Люси с собакой.

В руках Микки стакан треснул, осколки стекла разлетелись во все стороны, забрызгав Базза соком и водкой. Микки посмотрел на окровавленную ладонь и прижал ее к столу. Когда на белой скатерти стали проступать красные пятна, он проговорил:

— Грек — труп, мать его. Пущу его на фарш собакам.

Подошли два официанта и встали в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу. Смокинги за соседним столом сидели как громом пораженные, какая-то старая леди так разинула рот, что чуть не уронила вставную челюсть в суп. Базз махнул официантам, чтоб убирались, сел рядом с Микки и обнял его за трясущиеся плечи:

— Микки, нельзя этого делать, ты ж понимаешь. Ты сказал: всякий, кто раком ставит Джека Д., — твой друг, и грек это сделал и сделал лучше некуда. Одри видела, как я его отделал, она подтвердит. А грек не знал, что ты за своих горой стоишь и что друзья твоей женщины для тебя вроде родни. Микки, надо оставить все как есть. Иначе ты много потеряешь. Устрой Люси где-нибудь в хорошем месте, где греку ее не найти. Пусть это будет мицва[16]

Коэн оторвал руку от стола, стряхнул осколки стекла, слизал с пальцев лимонную мякоть:

— Кто в этом участвовал кроме грека?