Пути волхвов. Том 1 - Анастасия Андрианова

Скоро глухая чаща перед нами расступилась, и я приказал Рудо остановиться посреди просторной лесной поляны. Изумрудный мох ковром покрывал землю и прятал стволы давно упавших деревьев. По краям поляны прятались земляничные кустики. В начале лета здесь стоял головокружительный аромат сочных ягод, напоённых силой Золотого Отца, а сейчас, на пороге осени, воздух был сырым и пах грибами. Посреди поляны темнело старое кострище, обложенное обугленными камнями. Я усмехнулся, ощутив прилив гордости. Об этом месте не знал никто, кроме нас со Смарагделем и его лешачат. Даже остальные пятеро соколов не подозревали о том, что Великолесского лесового можно позвать, разведя костёр на поляне, спрятанной глубоко в лесу.

Я снял мальчишку со спины Рудо и уложил на мох. Он потихоньку начал приходить в себя и тонко хныкал, как обиженная девица.

– Так ноешь, будто тебе руку по плечо отсекли. Успокойся, жить будешь.

Малец застонал. Я и так истратил на него целый пузырёк макового молока, на этом мой запас мягкосердечия иссяк. Утешать его я не собирался и убеждать, что отныне его жизнь сложится самым расчудесным образом, – тоже.

Я набрал хвороста, развёл костёр, соорудил из двух рогатин подпорку для вертела, заострил крепкую палку, освежевал тушку зайца, пойманного Рудо, и пристроил её на палке-вертеле. Пёс тут же устроился у огня, не сводя вожделеющего взгляда с зайца. Из уголка его рта свесилась нить вязкой слюны.

Мальчишка, наконец, открыл глаза и уставился на меня. Я только сейчас заметил, что глаза у него жёлтые, звериные. Судя по ввалившимся щекам, он давно не ел досыта, и теперь с ревностью смотрел на зайца, не прекращая тихонько скулить от боли.

– Как звать тебя? – спросил я, поворачивая вертел.

Лешачата услышат запах дыма, прибегут посмотреть, кто хозяйничает в отцовском лесу, а узнав меня, тут же понесутся за Смарагделем. А если повезёт, то он сам учует и выйдет ко мне.

– Огарёк, – сорванным голосом ответил малец.

– Птичьи имена у нас обоих, – хмыкнул я. – Кречет.

– Не показалось, значит. Сокол, – прохрипел он и бессильно опустил голову на мох.

Ну что с ним делать? Видно, не попадался раньше, не приучен к боли. Худой, юркий, сбегал, наверное. Что ж, жизнь каждому преподносит жестокий урок, кому-то – раньше, кому-то – позже. Огарёк сегодня получил свой, а может, потом получит ещё, если плохо усвоит сегодняшний. Я смотрел, как сок стекает по золотящейся заячьей тушке, и думал о том, что спася мальчишку, я впервые совершил что-то… доброе? Ещё и не по приказу, а повинуясь внезапному порыву собственной души.

Это было до крайности странное чувство.

Ним не мог понять, очнулся ли он сам или что-то его разбудило. Одежда промокла от утренней росы, всё тело отчаянно болело, во рту было шершаво и кисло. Влажный лес неумолчно звенел, шуршал, гомонил, и каждый звук казался чужим, недружелюбным, непонятным. В Царстве утра шумели иначе: кликали звонко лоточники, клацали колёса телег и экипажей, свистели стремительные стрижи и урчали гладкие упитанные голуби.

Ним перевернулся на бок, припал губами к резным тройчатым листьям, поднимающимся совсем низко от земли, и стал жадно слизывать росу. Листья оказались мягкими на ощупь, бархатистыми, и Ним вспомнил, что такие кустики росли вдоль оврага у них за домом на Перешейке. Земляника. Лето, конечно, уже вот-вот перейдёт в рдяную душно-пыльную осень, но можно ещё попытаться отыскать перезревшие кроваво-сахарные ягоды.

Кругом так шумно стрекотали невзрачные лесные птицы, что Ним не сразу разобрал приближающиеся девичьи голоса. Ним насторожился, с трудом ворочая отяжелевшими мыслями. Он попытался встать, одеревеневшие ноги плохо слушались, но ему всё-таки удалось подняться, держась за тоненький осиновый ствол. Голоса звучали всё ближе, звонкие, весёлые, как весенние птичьи трели. Ним понимал, о чём они говорят, – язык Княжеств мало отличался от того, на котором говорили в Царстве, но вот странный выговор девушек мешал разбирать все слова.

Они показались из-за рощи, румяные, красивые, в длинных платьях с вышивкой по вороту и рукавам. Две девушки несли плетёные корзины, а третья – туес. Ниму стало стыдно за свой оборванный вид, но он всё равно выпрямился и постарался улыбнуться. Всё не так плохо, девушки помогут ему выйти на Тракт, любая дорога выведет в город, а оттуда он найдёт способ попасть в Солоградское учебное святилище.

Девушка с туесом первая заметила Нима. Она замолчала, замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, округлив глаза. Одна из подруг подёргала её за локоть, что-то быстро затараторив на ухо.

– Доброе утро, – слабым голосом произнёс Ним.

Все три девушки напряжённо замерли, а потом, разглядев Нима, две из них завизжали, бросили корзинки на землю и кинулись наутёк. Ним недоумевающе посмотрел в их удаляющиеся спины и развевающиеся косы. Но больше его удивило то, что третья – та самая, что с туеском, – осталась и разглядывала его, нисколько не пугаясь.

– Ты кто такой? – спросила она и осторожно шагнула ближе.

– Нимус Штиль. Из Стезеля.

– Что это – Стезель?

Из-за местного выговора название города прозвучало как «Стъезэль».

Ним с грустью понял, что вряд ли эта круглолицая сероглазая красавица поможет ему попасть туда, куда нужно. Княжества велики и необъятны, один город от другого отделяют суровые леса и ветреные пустоши, а деревни и вовсе стоят особняком, и люди тут – дикие, ничем не интересующиеся, совсем не такие, как в Царстве.

– Город за морем, – ответил Ним.

Девушка насторожилась, крепко прижала к груди туес и завертела головой, как синичка. Её губы испуганно приоткрылись, румянец спал с пухлых щёк. Она подбежала к Ниму и впихнула ему в руки свой туес. По сладкому сочному духу Ним понял, что туес заполнен поздней сахарной земляникой.

– Беги скорее, чужеземец, – зачастила девушка. – Деревенские обозлённые, мрут у нас детки и скот. Дуры мои раззвонили уже, небось. Беги, а землянику съешь.

Ним хотел ей ответить, что вряд ли сможет бежать, слишком болело всё тело, а сил почти не осталось. Девушка встрепенулась, как будто что-то вспомнила, и сняла с шеи замшевую верёвочку с грубым необработанным камнем, похожим на кусок розового кварца.

– Держи тоже. Чтобы лес не обидел. Потеряла, скажу. Жалко будет, если пропадёшь, такой красивый и городской.

Она нацепила верёвку Ниму на шею и толкнула его вбок.

– Беги. Потом встретимся, может. Расскажешь про Стезель свой.

Со стороны деревни послышался шум – мужские голоса выкрикивали что-то пугающее, враждебное. Ниму и правда стало страшно, он вдруг понял, что испуг в девичьих глазах – не напускной, а настоящий.