Иван-царевича не надо - Ольга Шах

Вот оно! Бабка явно просто откупалась от попа пожертвованиями в церковную кассу, и священник предпочитал не слышать, о чем шептались в округе. На чем-то богопротивном старуха поймана не была, значит, все в порядке. Но теперь поп взялся за меня.

— Вы, Катерина Сергеевна, успели ли попрощаться с вашей бабушкой, пока она была жива и в сознании?

Я кивнула головой.

— Да, отец Василий! Успела, потом мы ещё даже пару часов поговорили. Точнее, Пелагея Степановна рассказывала мне о поместье, вводила в курс хозяйственных и финансовых дел. Советовала нанять управляющего. Вы не знаете подходящего человека — честного и непьющего? Ещё советовала не торопиться с замужеством, потому как беспокоилась, чтобы я не повторила судьбу ее дочери Майи, сестры моего отца. Она слишком рано вышла замуж, слишком рано собиралась стать матерью. Потом она велела мне идти спать, поздно уже было, а я и так столько пережила за последние два дня. Вы, наверное, слышали про нападение на почтовую карету? А утром Игнатьевна мне сказала, что Пелагея Степановна умерла.

Соврала я тут, конечно, но кто сейчас может опровергнуть мои слова? Но не стоит и попу знать все в точности. И про то, что старуха наоборот, рекомендовала мне выходить замуж. И про тот странный провал в сознании. Так я всегда могу отговориться от попыток сватовства соседей, мол, бабушка не велела так рано выходить.

Отпив чая с плюшками, священник поднялся и сказал, что он сейчас идёт в часовню, оттуда пришлёт дьяка и псаломщика, пусть тоже подкрепятся. И я могу тоже пойти в часовню. Народ уже собирается. Поминальный обед он благословит, но долго задерживаться они не будут. Путь до их села Богородского, где и расположен сам храм, неблизкий. А из-за появления лихих людишек все теперь опасаются.

Священник ушел, пора и мне собираться. Я прошла в свою комнату, там, среди вещей Майи, я видела темно-серую кружевную пушистую шаль. Денёк особо хорошей погодой не баловал, солнце, светившее с утра, давно и надёжно скрылось в тучах, да и ветер угадывался по качающимся макушкам деревьев, видных в окно. Дождь бы не пошел, здесь хоть и Нечерноземье, но грязь тоже качественная. Кстати, надо бы сменить обувь, а то в туфлях с такой тонкой подошвой далеко не уйдешь.

Подумав, надела свои собственные носки и кроссовки. Тепло и удобно, я бы и колготки теплые надела, если бы они у меня были. Действительно, климат в моё современное время значительно потеплел по сравнению с девятнадцатым веком.

Посчитав сборы законченными, наметилась выходить из комнаты, как дверь открылась, и в комнату, пятясь задом, вошла Верка с подносом в руках. На подносе стоял фарфоровый чайник, из носика которого шел пар, чайная пара и несколько разных тарелочек со снедью. Пристроив свою ношу на прикроватную тумбочку, Вера всплеснула руками.

— Барышня! Катерина Сергеевна! Да нешто можно благородной девице в люди да без перчатков! Как же, там же барины разные будут, ручку подавать надо для поцелуя, а вы с голыми руками! Да и шляпочку надо, вот, с тюлькой которая, с черной! В церкву обязательно с покрытой головой ходят! Нешто в столицах ныне по-другому?

Ой, блин, чуть не попалилась! Вот что значит, не знать всех этих благородных тонкостей! Произведя раскопочные работы в гардеробной, нам с Верой совместными усилиями удалось найти и "шляпочку с тюлькой", то есть, с вуалью, подходящую к платью, и длинные тёмно-серые шелковые перчатки. Черных не нашлось.

Только я все это убранство примерила, как Верка вновь затарахтела.

— Катерина Сергеевна! Покушайте немного, а то поминальный обед ещё нескоро, да и не положено скорбящей близкой родне, тем более, барышне, есть на поминках много, только так, как птичка, клюнет и все. А вы здесь новый человек, да ещё и из самой столицы, здешние барыни за вами во все глаза будут следить!

Только сейчас поняла, что я действительно проголодалась. Утренняя каша уже была благополучно забыта моим организмом. Смешно, Вера ведь совсем молоденькая, а ворчит, как умудренная опытом матрона. И, к моему счастью, ее действительно полезные подсказки уберегли меня от изрядного конфуза. А ее объяснения про еду до удивления напомнили мне сцену с воркотней Мамушки во время сборов Скарлет на барбекю в Двенадцать дубов.

В отличие от героини знаменитого романа, упираться не стала и присела на колченогий стульчик возле подноса на тумбочке. Мне было предложено — домашний сыр, отварной холодный язык в желе, свежий мягкий хлеб, ароматный чай и неизменный мед в вазочке. В общем, подкрепились я недурственно. Но все настроение испортил Хаська.

С удовольствием слопав предложенный бутерброд из хлеба, сыра и куска языка, улёгся рядом со мной и, мерно постукивая хвостом о пол, принялся "пересказывать" поместные сплетни.

— Катерина, дворня-то по углам шушукается, в непонятии оне. Вроде как старуха должна была тебе силу ведьмовскую передать, а вроде как ты себя никак не проявляешь. Ну, как ведьма, конечно. А ещё шепчутся, что барышня молодая, тихая да робкая, Игнатьевна быстро такую под себя согнет. Старая барыня уж два месяца болела тяжко, не вставала с постели, не выходила из своих покоев. Всем распоряжалась Игнатьевна. Вот, велела в этом году вдвое от прежнего сократить посевы. Мол, барышня теперь здесь будет жить, не надо деньги в Петербург отправлять, а нам столько и не надо. На свои нуждишки и столько хватит, а больше ни к чему. Народишку поля жалко забрасывать, зарастёт ведь сорными травами все. Хотели мужики к барыне пойти, так не пробиться, Игнатьевна у дверей дома поставила несколько сторожей с ружжами и не пустила. Ещё велела собрать все ковры в доме, посуду хорошую, что из мебели красивой уцелело, и все спрятать, что в подвале, что в свою мансарду утащила. Говорит, что неча всем посторонним видеть, что у нас есть, а то позавидуют. Вот такие дела. Это я ещё не всё оббегал. Так что ты разворачивайся быстрее, а то и правда, в момент тебя Игнатьевна пристроит, оглянуться не успеешь, как просватана будешь.

Я жевала и сосредоточенно думала. Это я-то робкая и тихая? Ну, может, кому и показалась овцой, после всех моих приключений оно и неудивительно. Да и спать я сильно хотела. С утра никому