Мой верный страж - Лиза Клейпас

Грант воздержался от ответа и, бросив на Кейса вопросительный взгляд, вошел в кабинет Кеннона.

Сэр Росс сидел за массивным дубовым столом спиной к двери и лицом к высокому прямоугольному окну, выходившему на улицу. В углу стола, лениво косясь на посетителя, вальяжно разлеглась упитанная кошка. Найденная несколько лет назад на пороге конторы, она тут же получила кличку Недотепа из-за отсутствия хвоста, которого лишилась вследствие несчастного случая или чьей-то жестокой проделки. Всю свою привязанность кошка обратила на Кеннона и никого больше не жаловала.

Повернув темноволосую голову, Кеннон с любезным выражением, но без улыбки приветствовал Гранта.

— Доброе утро, — произнес он. — Кофе на боковом столике.

Грант никогда не отказывался от кофе. Один лишь Кеннон мог соперничать с ним в пристрастии к этому горькому напитку. Оба они употребляли кофе без молока, обжигающе горячий и могли пить его в любое время суток. Грант наполнил фаянсовую кружку и, повинуясь жесту судьи, уселся в стоявшее неподалеку кресло. Кеннон снова склонился над разложенными на столе документами и размашисто подписал один из них.

В ожидании пока судья освободится, Грант скользил взглядом по привычной обстановке кабинета. Одну стену занимали карты города и его окрестностей, а также планы Вестминстера, Английского банка и других зданий, имевших общественное значение. Вдоль другой стены высились книжные полки, заставленные таким количеством томов, которого вполне хватило бы, чтобы придавить слона. Мебель составляли нескольких предметов из массивного дуба, строгих и функциональных. В углу, на подставке красного дерева, стоял глобус. Стены украшала единственная картина, изображавшая типичный для северного Уэльса пейзаж с ручейком, пробивавшимся через отвесные скалы, и видневшимися в отдалении темными деревьями и серыми холмами. Девственная чистота пейзажа резко контрастировала с суетой и искусственностью Лондона.

Наконец Кеннон повернулся к нему, выжидающе выгнув брови. Резкие черты и холодные серые глаза придавали ему сходство с волком. Чтобы казаться красивым, суровому лицу судьи не хватало тепла.

— Ну-с, — произнес он, — что там насчет вчерашнего утопленника? Понадобится расследование?

— Никто не утонул, — ответил Грант. — Жертва — женщина — оказалась жива. Я отнес ее к себе домой и вызвал доктора Линли.

— Вы проявили редкое милосердие.

Грант пожал плечами:

— Я знаком с этой дамой. Ее зовут Вивьен Дюваль.

Имя явно заинтересовало Кеннона.

— Та самая, что отказала вам на балу у Вентуорта?

— Это я отправил ее куда подальше, — возразил Грант со вспышкой раздражения. — Сплетники все безбожно переврали.

Кеннон приподнял черные брови, сардонически хмыкнув:

— Продолжим. Каково состояние мисс Дюваль?

Грант забарабанил пальцами по ручке кресла:

— Вне всякого сомнения, ее пытались убить. Множественные синяки, следы пальцев на шее, не говоря уже об ударе по голове. Линли уверяет, что она поправится… правда, есть одна загвоздка. Она потеряла память и не может предоставить никаких сведений о том, что с ней произошло. Даже не помнит собственного имени.

— Доктор не сказал, когда к ней вернется память и вернется ли вообще?

Грант покачал головой:

— Сие никому не ведомо. И пока расследование не обнаружит каких-либо улик — или к ней не вернется память — ей безопаснее считаться мертвой.

Серые глаза Кеннона понимающе сузились.

— Хотите, чтобы я поручил расследование одному из сыщиков или возьметесь за него сами?

— С вашего разрешения я займусь этим делом сам. — Грант допил кофе и обхватил длинными пальцами кружку, наслаждаясь сохранившимся теплом. — Для начала я хотел бы задать кое-какие вопросы ее бывшему покровителю, лорду Джерарду. Не исключено, что он или другой ревнивый любовник пытался ее задушить. Одному дьяволу известно, сколько у нее отставленных поклонников.

Кеннон сдержанно улыбнулся:

— Я пошлю сотрудника допросить лодочника, который ее нашел, а также всех остальных, кто прошлым вечером переправлял пассажиров вблизи моста Ватерлоо. Вероятно, кто-то видел или слышал что-нибудь, представляющее интерес. Держите меня в курсе расследования. Где будет жить мисс Дюваль тем временем?

Грант внимательно изучал блестящие темные капли, повисшие на стенках кружки. Он постарался придать своему голосу по возможности деловой тон:

— У меня.

— Наверняка у мисс Дюваль есть родственники и друзья, которые могли бы позаботиться о ней.

— Под моей защитой она будет в большей безопасности.

Грант, не моргнув, встретил холодный проницательный взгляд Кеннона. Судья всегда воздерживался от комментариев по поводу личной жизни сыщиков, если она не влияла на их работу. Однако он питал слабость к женщинам и детям и делал все от него зависящее, чтобы оградить их от несправедливости.

После продолжительного неловкого молчания он заговорил:

— Я достаточно хорошо вас знаю, Морган, и… не сомневаюсь, что вы не воспользуетесь ситуацией, в которую попала эта женщина, несмотря на личные обиды.

Грант холодно ответил:

— Не в моих правилах силой навязываться женщинам.

— Я не имел в виду силу, — мягко возразил Кеннон. — Есть другие способы добиться своего… уловки… обольщение.

Подавив искушение посоветовать судье заниматься собственными делами, Грант поднялся и поставил пустую кружку на боковой столик.

— Нет нужды проводить со мной душеспасительные беседы, — проворчал он. — Я не причиню зла мисс Дюваль. Даю вам слово. Не стоит забывать, однако, что она далеко не невинное создание. Она куртизанка. Уловки и обольщение — ее ремесло. Невзирая на потерю памяти, она все та же ночная фея.

С невозмутимым видом Кеннон сложил пальцы домиком и задумчиво уставился на Гранта.

— А мисс Дюваль устраивает такое соглашение?

— Если ей что-нибудь не нравится, пусть катится куда глаза глядят. Никто ее не держит.

— Доведите это до ее сведения.

Проглотив сразу несколько реплик, вертевшихся на языке, Грант склонил голову в знак согласия.

— Что-нибудь еще? — осведомился он с преувеличенной учтивостью, которая граничила с дерзостью.

Кеннон по-прежнему не сводил с него оценивающего взгляда:

— Может, вы объясните мне, что побудило вас приютить мисс Дюваль под своей крышей после всех уверений, что вы не испытываете к ней ничего, кроме неприязни.

— Я никогда не говорил, что испытываю к ней неприязнь, — возразил Грант.

— Бросьте, — последовал мягкий укор. — Вы не скрывали своего возмущения, когда по ее милости ваши косточки перемывали все, кому не лень.