Мысли о войне - Теобальд фон Бетман-Гольвег

в Париж: «Я сомневаюсь, можно ли найти более сильную гарантию совместных военных операций в случае войны, чем общий дух этого соглашения, как он теперь выявился, подкрепленный существующими военными мероприятиями».

Глубокая и тщательно охраняемая тайна, которой сэр Эдуард Грей окутывал все военные соглашения с Францией и Россией (по его словам, о состоявшемся обмене письмами с Камбоном он информировал даже свой собственный кабинет лишь много времени спустя), его намерение замаскировать эти соглашения – дают основания предполагать, что английское общественное мнение, вообще не расположенное к долгосрочным политическим обязательствам, инстинктивно чуяло опасность всяких военных соглашений, но и тогда не желало войны.

Чем труднее уловить действительное настроение какой-либо, особенно чужой страны, тем более следует воздерживаться от всяких преувеличений. Везде встречаются шумливые шовинисты и умиротворяющие пацифисты… Но между ними находится громадный средний слой тех, которые работают и молчат, которые желают мира, а на войну идут лишь тогда, когда этого потребуют безопасность и честь страны. Заключать из поражающих и иногда цинично откровенных публичных выступлений английской военной партии, что английский народ в общей своей массе был настроен воинственно, – было бы столь же нелепо, как нелепы вопли Антанты о кровожадных германских гуннах и варварах, свидетельствующие о ее моральном помешательстве. Но хотя широкая масса и молчала, когда шовинисты трубили по всему миру о ненависти и разрушении, а пацифисты проповедовали мирное соглашение, – все усиливающаяся Германия представлялась Англии незваным и обременительным пришельцем, вторгшимся в святыню нераздельного британского владычества над мировой торговлей и морями. Это настроение сказывалось то сильнее, то слабее, но в общем давало тон повсюду, вопреки многообразным и небезвыгодным сделкам, которые совершались с кузеном по ту сторону Северного моря.

Это общественное мнение самого английского народа и давало основание для политики все возраставшей дружбы с Францией и Россией, общности, ставшей столь тесной, что английские государственные деятели не могли в конце концов устоять перед роковыми домогательствами своих друзей.

Глава четвертая. Триполи. Балканские войны. Россия

В то время, когда наши переговоры с Францией были еще в полном разгаре, руки Италии потянулись к Триполи. Казалось, обнаружился определенный распад тройственного союза. С явным злорадством заметили в лагере Антанты, что Италия вступала на путь, идя по которому, как надеялись, она могла далеко разойтись с своими союзниками. Договор о тройственном союзе, по точному своему смыслу, не препятствовал, собственно говоря, этому итальянскому предприятию. Италия не была обязана заручиться нашим согласием на свои выступления в Африке и не сделала этого. Но мы должны были принять меры, чтобы при преследовании своих африканских целей Италия не столкнулась с общими и оговоренными договорами интересами тройственного союза. Во время войны ее с Турцией неоднократно наступали моменты, когда становилось трудно сохранить согласие между ней и Австро-Венгрией. Когда война в Киренаике приняла затяжной характер, и Италия, чтобы добиться развязки, собиралась выступить против Турции также на ее европейской территории, вопрос о status quo на Балканах, по которому существовали специальные соглашения между Италией и Австро-Венгрией, сделался особенно острым. Все снова и снова приходилось нам брать на себя роль посредника, чтобы не дать этим разногласиям между нашими союзниками разрастись в серьезную опасность.

Помимо своего желания французы способствовали нам в этом деле. Не могу сказать, поощряла ли Антанта Италию к выступлению против Триполи. Со времени определившегося мирного исхода мароккского конфликта, муссирование триполитанского инцидента уже не представляло для Франции особенного интереса. Во всяком случае, уже в продолжение ряда лет обе великие западные державы признавали правомерными притязания Италии на Триполи, на этот последний, находящейся еще в руках Турции, остаток ее былых владений в Африке, и осуществление этих притязаний составляло, без сомнения, часть общей программы раздела африканского побережья. Но здесь и должно было обнаружиться, что французы – плохие товарищи. Обеспечив себе свою добычу, они теперь старались урезать итальянскую долю. Как на море, так и в Тунисе они причиняли неприятности итальянцам и препятствовали открыто и тайно прочному занятию ими Триполи. Особенно важным представлялось им помешать итальянцам легко и быстро достигнуть успеха. Опасались появления у Италии притязаний на Тунис, и каждый раз, когда «латинская сестра» заговаривала о нем, у французов появлялись недобрые чувства.

В результате получилось, что Италия вновь поняла, какую пользу мог ей принести тройственный союз. Когда статс-секретарь фон Кидерлен в январе 1912 г. прибыл в Рим, он был встречен с искренней сердечностью. Король и министры наперебой выражали ему уверенность в крепости союза и дружбы, а в итальянских военных кругах охотно распространялись на тему о новом большом военном значении Италии для ее союзников, так как теперь, если потребуется, можно со стороны Триполи и Киренаики угрожать Тунису и даже Египту. Состоявшееся в марте свидание германского императора с королем Виктором-Эммануилом прошло вполне удовлетворительно. Оба монарха в беседах на политические темы ближе чем когда-либо сходились между собою. Король не скрывал своего глубокого возмущения по поводу французского вмешательства. Когда позднее в ноябре Сан-Джульяно прибыл в Берлин, то было окончательно урегулировано все существенно необходимое для возобновления тройственного союза. И если это возобновление союза удалось провести вскоре по окончании Триполитанской войны, за два года до истечения официального срока, хотя и не без некоторого сопротивления, особенно в Северной Италии, то много тому способствовал урок, полученный Италией в ее африканских похождениях. Намечалась возможность нового периода процветания тройственного союза. Впрочем, первоначальную его силу уже нельзя было восстановить. Слишком много уже было обязательств, которыми связал себя Рим. Не только к западным державам, но и к России протянулись всевозможные нити. Правда, у нас не было определенных сведений, насколько далеко зашло любезничание с русскими в Раккониджи. Лишь недавно опубликованные большевиками документы дали нам возможность узнать, что тогда, в октябре 1909 г., Италия обеспечила себе согласие России на свои триполитанские вожделения обещаниями в вопросе о морских проливах. Однако и без таких определенных данных надежность Италии вызывала к себе весьма скептическое отношение.

В смысле наших взаимоотношений с Турцией нападение Италии на Триполи представляло тяжелое осложнение. Пресса Антанты тотчас приложила деятельные усилия к тому, чтобы показать туркам всю ненадежность такой дружбы, которая не в состоянии охранить даже от поползновений собственного союзника. Однако доверие, которым пользовались в Константинополе статс-секретарь фон Кидерлен и наш посланник барон фон Маршаль, было достаточно велико, чтобы отпарировать этот удар. А сверх того на Турцию надвинулись такие серьезные опасности, которые оставили совсем в тени борьбу за ее африканскую окраину. Для Высокой Порты не представлялось иного выбора, как возможно поспешнее рассчитаться с итальянцами,