Битва на Липице - Михаил Елисеев

Желая подчеркнуть достоверность этих сведений, в примечаниях Василий Никитич напишет следующее: «Сие Романово предложение ни в одном манускрипте, которые я в руках моих имел, не находится, а сообщил мне Хрущев выписанное и сказал, что выписано в Новгороде из древнего летописца и писано было древним наречием, которое мы с ним переложили, как здесь. И хотя мне оное несколько сомнительно было, однако ж видно, слог оного древний, которого он сам сочинить не мог; 2) что сия форма правления подобна Немецкой империи, которую никто за лучшую счесть не может, и Хрущев сам, многие в том пороки довольно разумея, не хвалил, как я довольно его мнение знал, что он у нас монархию прочим предпочитал; 3) число шести избирателей не безопасно, ибо, по три разделясь, к окончанию привести не возмогут, разве седьмой в списывании пропущен. Что же в местных наследие одному старшему сыну полагал, оное весьма неплохо, и если бы сие тогда утвердили, то б, конечно, такого великого вреда от татар не приключилось» (с. 624).

На первый взгляд, это правильно, за одним исключением – все написанное выше может относиться к кому угодно, но только не к Роману. Вот уж кому до Руси дела никакого не было! Для Романа Мстиславича всегда на первом месте было собственное Я, а остальное представлялось вторичным. Законченный интриган и провокатор многих усобиц, он никак не был похож на радетеля о благе Русской земли. Если только это не пересекалось с его личными интересами. Роман был типичным хищником-феодалом, не лучше и не хуже своих собратьев по княжескому ремеслу. Но при этом был более умен, хитер и подл, благодаря чему сумел объединить под одной рукой Галич и Волынь, избежав при этом конфликта с соседями. Поэтому сравнение Романа с Владимиром Мономахом, сделанное автором Галицко-Волынской летописи, представляется некорректным.

Впрочем, в рассказе Татищева есть и чисто технические погрешности. На них обратил внимание А. Горовенко, отметивший при сравнении первой и второй редакций «Истории Российской» ряд несуразностей. Вывод, к которому приходит исследователь, вполне закономерен: «Судьба распорядилась так, что из шести оригинальных татшцевских известий о Романе Мстиславиче наиболее популярным в отечественной историографии оказалось именно известие о несостоявшейся политической реформе („Романово предложение“). Скептически настроенный в отношении „татищевских известий“ Карамзин в данном случае от полемики уклонился. В дальнейшем сыграл свою роль авторитет крупнейшего русского историка XIX в. С. М. Соловьева, в глазах которого Роман, находившийся „в беспрестанных сношениях с пограничными иностранными государствами“, был очень подходящей кандидатурой на роль проводника новых, родившихся на Западе политических идей. В подкрепление своего взгляда Соловьев дал ссылку на Татищева, этому примеру начали следовать другие, и с тех пор конца в длинной цепи заимствований не видно. Едва ли не единственным скептиком оказался Грушевский, который уже в самом раннем своем сочинении (1891 г.) высказался по поводу „Романова предложения“ вполне уверенно: „Этот проект принадлежит, конечно, XVIII, а не XIII в.“. Сравнительно недавно, в 1997 г., опубликовано было пространное исследование, автор которого убедительнейшим образом доказал апокрифичность известия о „Романовом предложении“. Однако занимательный и будоражащий воображение татищевский рассказ не утратил приверженцев»[11]. Поэтому рассказ В. Н. Татищева о Романе Галицком как о несостоявшемся реформаторе и великом радетеле за мир на Руси всерьез воспринимать не будем.

То же самое можно сказать и о знаменитом сюжете, связанном с прибытием в Галич послов от папы римского. Дело в том, что этот визит Татищев связывает с походом Романа в Польшу в 1204 году. Но в русских летописях об этом походе информация отсутствует, так же как и о разговоре Романа с папскими легатами. Зато Василий Никитич описал это событие ярко и красочно: «Папа римский, слыша, что Роман всю Русь под свою власть покорил, венгров победил и полякам, великое разорение учинив, страшен стал, послал к нему посла своего склонять, чтоб принял веру папежскую, учинив ему многие обещания королем русским его сделать и обещанные от поляков города ему отдать. Роман имел с ними о том разговор, обличая папежские неправости от писания святого и истории. Но те без стыда того только требовали ласкательными представлении. Один из послов, имея с Романом разговор, прославлял власть и силу папежскую и что он может Романа богатым, сильным и честным мечом Петровым учинить. Роман, меч свой вынув, показал послу и спросил: „Такой ли меч Петров у папы? Если имеет такой, то может города брать и другим давать, но против закона Божия, потому что Петру такой меч иметь и воевать запретил Господь. А я имею мой, от Бога данный, и пока есть при бедре моем, не имею нужды иначе покупать, только кровию, как отцы наши и деды расширили и умножили землю Русскую“» (с. 609–610).

На мой взгляд, здесь все свалено в кучу. И борьба Руси в середине XIII в. с западной агрессией, и посольство Ватикана к Александру Невскому, и переговоры Даниила Галицкого с римским папой Иннокентием IV. Во время княжения Романа противоречия между Русью и Западом еще не настолько обострились, чтобы данная сцена имела место. Скорее всего, данное свидетельство Василий Никитич сочинил задним числом, так же как и поход Романа на поляков в 1204 году.

В жизни Романа Мстиславича было много загадок, и одна из них связана с тем, кем была его вторая жена и откуда она родом. В Галицко-Волынской летописи об этом не упоминается, там она названа просто «Романовой княгиней». В. Н. Татищев в «Примечаниях» осторожно намекает, что она могла быть сестрой венгерского короля Андраша: «О браке Романа с королевною венгерскою, родною сестрою Коломана или Андрея, нигде не находится. И хотя сие в одном Голицынском, где дела Червонной Руси обстоятельно писаны, но довольно после во всех показывается помощь детям Романовым от венгерского. Но чтоб он на сестре Андрея, короля венгерского, женат был, в венгерской истории не написано, однако потому, что король венгерский Андрей сильно Данилу, сыну Романову, помогал, довольно есть причины верить, что ближнее свойство между ними было» (с. 626). Н. Ф. Котляр полагал, что она вышла из среды волынского боярства и была сестрой знаменитого воеводы Даниила Галицкого Мирослава. Так же существует версия византийского происхождения княгини. Но все это не более чем гипотезы, поскольку какого-либо документального подтверждения хотя бы одной из них в природе не существует. С уверенностью можно говорить лишь о том, что вторую жену Романа звали Анна. Примечательно, что летописец ее по имени ни разу не называет, а именует «Романовой княгиней». И лишь рассказывая о деятельности внука Романа, волынского князя Мстислава, ученый книжник сделает следующую запись: «Вложил Бог в сердце князя Мстислава благую мысль, и создал он каменную часовню над могилой своей бабушки княгини Романовой в монастыре святого. Освятил он ее в честь праведных Иоакима и Анны и отслужил в ней службу». Возведена часовня была 1291 году.

* * *

Избавившись от Рюрика и установив неплохие отношения с Всеволодом Большое Гнездо, Роман развязал себе руки во внешней политике. Взор князя обратился на Польшу. Причем развязал Роман войну не против польского князя Владислава Ласконого, сына и наследника Мешко III, а против своего давнего союзника и родственника Лешка Белого. В чем причина такого, странного на первый взгляд, поведения Романа? Говорить об этом можно только предположительно. Обратимся к письменным источникам. Прежде всего обратим внимание на документ, известный как «Хроника» монаха Альберика из аббатства Труа-Фонтен. Под 1205 годом цистерцианец сообщает следующую информацию: «Король Руси, по имени Роман, оставивший пределы свои и желавший пройти через Польшу в Саксонию, и желавший как мнимый христианин разрушить церкви, был за рекой Вислой по промыслу Божию ранен и убит двумя братьями, князьями Польши Лешко и Конрадом, и все, кто присоединился к нему, были или рассеяны, или убиты»[12].