Глобальные шахматы. Русская партия - Алексей Пушков

Но проблема была в том, что вместо достаточно целостной, хотя и устаревшей системы национальных ориентиров и интересов, основанной на соперничестве с западным миром, — вместо нее не была предложена новая сбалансированная система приоритетов. Вместо всего этого была придумана некая идеальная картина мира. Взамен противостояния с Западом провозглашалось объединение, единение, соитие с ним — назовите это как угодно.

Вот характерный эпизод. В 1993 году Москву посетил с визитом бывший президент США Ричард Никсон. Он спросил у Козырева: «Скажите, как видите новые интересы России?» Вопрос логичный. Американцы имели дело, конечно, не совсем с новой страной. Россия стала правопреемницей СССР с точки зрения международного права. И Никсону было интересно понять: на что теперь будет ориентироваться Россия. На это Андрей Козырев дал поразительный ответ. Он звучал примерно так: «А это я у вас хотел спросить, каковы наши национальные интересы».

Никсон опешил. «Погодите, — говорит, — вы у меня спрашиваете? Но Россия все-таки член Совбеза ООН, у вас ядерное оружие, вы вообще-то великая держава. Может, вы мне все-таки сами обрисуете вашу новую картину мира?» И тут Козырев ответил еще «оригинальнее»: а у нас, мол, нет специфических национальных интересов — у нас только общечеловеческие. И они полностью соответствуют интересам Соединенных Штатов.

Уезжая, пораженный Никсон сказал своему помощнику: «Да, с такими политиками страна далеко не пойдет». Он понимал: слепое следование США — не для такой страны, как Россия.

Тогда, в начале 1990-х, у некоторых российских политиков была идея — войти в НАТО, а позже и в Евросоюз. Но наши западные контрагенты совершенно не поддерживали такие разговоры, потому что было совершенно непонятно, куда в итоге двинется Россия. И более того, в отличие от тогдашнего окружения Ельцина, европейские и американские политики хорошо понимали, что концепция «общечеловеческих ценностей» для России неприемлема. Не все, но многие на Западе осознавали, что «медовый месяц» в отношениях между Россией и Западом не может тянуться долго. В Европе никогда в долговременность такой модели не верили. В США некоторое время подобные иллюзии испытывали. Прежде всего, потому что плохо знали историю России и допускали, что она может существовать в роли младшего и подчиненного союзника Запада — союзника, который будет беспрекословно выполнять все предписания из Вашингтона.

У меня была интересная беседа в 1993 году с руководителем аналитического отдела Министерства обороны США. И он мне сказал одну вещь, которая меня поразила. Он сказал, что проводит большую часть своего времени, убеждая свое начальство, что тандем Гайдар — Козырев долго не удержится, что он противоестественен для России. Начальники ему возражали: мол, это же хорошие ребята, good guys, надо сделать, чтобы они остались! А он им отвечал: это вряд ли возможно, это вопрос времени, когда их заменят другие политики. Этот короткий период постреволюционного, либерально-прозападного романтизма неизбежно закончится.

Это была здравая оценка, которая постепенно стала утверждаться в США. Одной из последних попыток обосновать козыревскую формулу была большая публикация в «Независимой газете» Стивена Сестановича (он был ранее руководителем Центра Карнеги в Москве, а в конце 1990-х стал специальным представителем администрации Клинтона по Советскому Союзу и СНГ). В своей статье он доказывал, что российские национальные интересы эквивалентны американским. Но поскольку Америка — страна лидирующая, передовая в плане развития демократии, то в этом тандеме Россия, естественно, должна играть подчиненную роль.

Это была одна из последних попыток убедить российский политический класс в том, что Россия не должна претендовать на собственную роль в мировых делах.

Для Бориса Ельцина в период конца 1980-х — начала 1990-х был только один принцип существования — движение к высшей власти в стране. Для него все те, кто поддерживал его намерение возглавить страну в любом ее виде, будь то Советский Союз или остатки Советского Союза, выступали как политические союзники. Когда Ельцин начал формировать свою внешнеполитическую команду (это происходило в 1989–1990 гг.), он остановил свой выбор на Козыреве — о нем хорошо отзывалась либеральная интеллигенция, на которую Ельцин стал ориентироваться.

МИД РФ располагался тогда в небольшом особняке в самом начале проспекта Мира. Это была во многом условная единица. Российская Федерация имела свое небольшое представительство в ООН, как Украина и Белоруссия. Задачи Козырева как министра иностранных дел РФ были невелики. МИД РФ занимался в основном тем, что сейчас мы называем региональным сотрудничеством — развивал отношения России с регионами других стран, например с федеральными землями Германии.

Но как проводнику личных интересов Ельцина Козыреву были даны самые широкие полномочия. Его главной задачей было мобилизовать максимальную поддержку Ельцина на Западе. Тогда состоялся первый нашумевший визит Ельцина в США. Организацией этих визитов занимался Андрей Козырев.

Для Ельцина картина будущего внешнеполитического существования России и защита ее национальных интересов тогда не имели значения. Ему важно было другое — мобилизовать те зарубежные силы, которые могли его поддержать в нужный момент внутри России.

Общее представление его о том, как должен функционировать мир, когда Ельцин придет к власти, было весьма примитивным и сводилось к двум-трем позициям, которые были подсказаны ему людьми типа Бурбулиса и Козырева. Состояли они в том, что поскольку, холодная война закончилась, новая Россия должна превратиться из противника в союзника США. Эти страны будут вдвоем решать основные вопросы мировой политики. Поскольку мы в России откажемся от социалистической системы, то исчезнет основа для вражды и конфронтации и США сами не будут проводить по отношению к нам враждебную политику. На пространстве бывшего Советского Союза неким удивительным образом возникает подобие Евросоюза — для этого лишь нужно «освободить» все республики, а затем они к нам непременно вернутся, на добровольной основе, в новой системе, выстроенной на началах экономического взаимодействия.

Была такая установка у Ельцина и его окружения: «А куда они от нас денутся?!» Установка абсолютно неверная, порочная. В итоге Туркмения практически прервала все отношения с Россией, Узбекистан при Каримове вышел из ОДКБ, Грузия встала на путь конфликта с Россией, Украина пошла по пути «оранжевых революций».

Была создана идеализированная картина мира, в котором будто бы будет существовать новое Российское государство. Полностью отсутствовало понимание того, что в странах, появившихся на месте советских республик, появятся мощные националистические течения, эти настроения захватят и властную элиту, и местную интеллигенцию, а национализм вместо коммунистической идеологии превратится в главную идеологию этих государств. Как новые государства, они будут искать опору и свои истоки в прошлом, искать историческую легитимность своего существования. А это неизбежно приведет к усилению националистических, а в таких странах, как Украина и республики Прибалтики, ультранационалистических начал.

Помню, как в 1995 году оказался в кабинете одного из лидеров новых государств Средней Азии. У нас был разговор о сотрудничестве между российском телевидением и этой республикой. И в глаза мне бросилась огромная картина, висевшая на стене. Монументальный всадник, вздымавший меч, очевидно харизматичный лидер, а за ним тьмы, и тьмы, и тьмы — вооруженные, на конях. Поинтересовался, что изображено на картине. И хозяин кабинета не без гордости объяснил: «Это наш предок — Чингисхан».