Глобальные шахматы. Русская партия - Алексей Пушков

Пишется второй вариант. Нет! Третий вариант. Снова нет! Четвертый… Руководители нашей цековско-мидовско-минобороновской сборной недоумевают. Просят: хоть какое-то направление дайте! Но нет… Слышим только: «Вам сказано — надо идти вперед! Михал Сергеич хочет сказать новое слово!»

Пятый вариант… Шестой… Все отвергается. Последний вариант был отвергнут в 11 часов вечера накануне вылета, который намечался на 8 утра. Звонок от кого-то из помощников, от Шахназарова или Остроумова. Смысл таков: если к утру текста не будет, последуют кары небесные. Полетят головы. Не помню точной терминологии, но звучало устрашающе.

Оставалось шесть часов, за которые сочинить новый текст принципиально невозможно. Это страниц 12–15, с глубоко продуманным содержанием, да еще и с новизной формулировок. Хотят ведь что-то новое, а что — непонятно. Мы уже на грани нервного срыва.

И вдруг наиболее опытный из нас говорит: «Слушайте, а у кого первый вариант сохранился? Его ведь уже все забыли…» Я, самый молодой (мне было 35 лет), говорю: «Да, у меня есть, на всякий случай оставил». — «Давай его сюда!»

Мы подняли первый вариант. Вставили в него несколько кусков из последующих шести — из тех, что понравились, прописали их более подробно. Перекрестились. И в четыре часа ночи срочно отправили.

В восемь часов утра звонок с борта президентского самолета, который уже готовился к взлету. Звонил Шахназаров. «Хочу вам передать, что Михал Сергеич очень доволен. Вот ведь можете, когда захотите!»

Такое функционирование сознания на уровне неких порывов, неких не до конца осознанных импульсов было характерно и для политики Горбачева. Отчасти он действовал по принципу Наполеона: «сначала ввязываемся в бой, а там посмотрим». Но Наполеон был гениальным полководцем, он мог себе позволить так действовать, хотя и это вызывало критику многих военных специалистов того времени. В конце концов, это его подвело, но в первое время на европейском театре военных действий он так одерживал победы. Хотя у него были и битвы, которые являлись образцами продуманности и завершенной логики.

Импровизация в политике возможна в двух случаях. Либо у тебя достаточно сильные позиции и ты можешь себе позволить импровизированные шаги. Либо ты должен отличаться сильной способностью к моментальному анализу, чтобы правильно реагировать и решительно действовать без предварительной подготовки. Ни того, ни другого у Горбачева не было. У него было некое желание сделать лучше. Он действительно считал, что нужно уходить от «холодной войны», от излишней враждебности с Западом, что страну нельзя дальше держать в закрытом режиме. И ее действительно нельзя было сохранять в прежнем состоянии.

Но благими намерениями вымощена дорога в ад. Если эти благие намерения не продуманы, не положены на солидную основу оправданных политически шагов, то они, как правило, заканчиваются тем, что разрушается существующая система, но на ее место не обязательно приходит новая, а весьма вероятен политический хаос. Возможно резкое ослабление власти, утрата контроля. На мой взгляд, произошло второе. Горбачев, желая создать новую систему отношений с Западом, на самом деле полностью утратил инициативу, уступив ее западным контрагентам. И именно Запад выстраивал новую систему отношений на выгодных ему началах.

А Горбачев, вместо того чтобы быть ведущим или хотя бы партнером в тандеме «СССР — Запад», стал ведомым. Как говорил Бисмарк, в любом альянсе есть всадник и есть лошадь, и надо всегда стремиться быть всадником. Горбачев же очень быстро стал лошадью, причем практически добровольно. Это произошло в 1988–1989 годах. Как только он стал следовать за процессом, а не направлять его, это проложило путь к серьезным политическим поражениям — к большому ущербу для национальных интересов, сперва советских, а затем и российских.

В чем состояли эти интересы на том этапе? Нужен был контролируемый, постепенный, взвешенный переход от отношений «холодной войны» к новому типу отношений. Какой это мог быть тип отношений? Конечно, это не мог быть «общеевропейский дом», о котором любил рассуждать Горбачев. И, конечно, это не мог быть мир «нового мышления». Если Горбачев, по сравнению с предыдущими руководителями страны и партии, действительно пытался предложить новую систему координат, то его западные коллеги Буш, Коль, Тетчер придерживались прежней. На Западе ее до сих пор придерживаются. Прежде всего потому, что там не наивные люди. Они прекрасно понимают, что в отношениях между такими крупными центрами силы могут быть либо отношения соперничества, либо отношения первенства одного центра по отношению к другому, за счет ослабления его позиций. Горбачев же полагал, что можно создать некую гармоничную картину, новый мир, где мы будем взаимодействовать, учитывая интересы друг друга. И где с нами будут считаться, несмотря на то что мы добровольно отказываемся от наших внешнеполитических возможностей.

Но так в международной политике не бывает. От этих иллюзий ничего не осталось, когда мы попытались идти по этому пути при Ельцине. Да и после него, когда делали шаги навстречу Западу в ожидании ответных шагов.

Один американский политолог как-то сказал мне: во-первых, мы же не просили вас это делать. А во-вторых, если вы какие-то шаги нам навстречу сделали и они нам выгодны, мы, разумеется, не будем отказываться от тех возможностей, которые вы нам предоставляете, но это совершенно не означает, что вы можете ждать от нас равноценного ответа. Такой ответ может быть только в случае, если вы заключаете некую договоренность, где обе стороны принимают на себя определенные обязательства. Опережающими встречными шагами вы добиваетесь в лучшем случае некоторой признательности, но которая совершенно не обязательно приведет к нужным вам политическим последствиям, поскольку чаще всего воспринимается как проявление слабости. И если вы что-то делаете, что выгодно Соединенным Штатам, не ожидайте, что Соединенные Штаты в ответ сделают то же самое для вас.

Горбачев считал, что он разоружит Запад, точнее, обезоружит своей демонстративной готовностью скидывать наши возможности, менять наши позиции, идти навстречу его пожеланиям и т. п. А произошло другое. Запад не пошел на встречные шаги, а воспользовался этой ситуацией для того, чтобы максимально укрепиться и создать принципиально новое соотношение сил.

Разрушительный подход Горбачева затем повторил и Ельцин. Откуда это идет? На мой взгляд, есть глубокое заблуждение, что внешней политикой может заниматься любой человек, который обладает здравым рассудком, высшим образованием и имеет некоторый политический опыт. Это не так. Люди, которые изучали историю внешней политики англосаксонских стран, таких как Великобритания, США, да и других государств западного мира, знают определенные принципы, на которых базируется их политика. И они знают, что слова на самом деле имеют очень малую цену. Слова всего лишь инструмент для достижения политических целей. Слова меняются очень быстро. Важны не столько намерения, сколько объективные возможности. Вас могут заверять, что в отношении вас нет агрессивных намерений, а потом будут делать шаги, которые на самом деле являются агрессивными. А заверяют вас для того, чтобы ввести в заблуждение. Вся история англосаксонского мира показывает, что внешняя политика достаточно цинична и исходит исключительно из принципа расчета.