Еврейское счастье Арона-Сапожника. Сапоги для Парада Победы - Марк Казарновский

Теперь я уже сам, без бадхена, читаю громко, даже слишком громко, ибо эти слова кричат из души моей:

— …Если забуду тебя, о Иерусалим, пусть забудет меня десница моя…

Ура, мы с Ханелькой, наконец, присели за стол и началось главное — танцы. Все-таки недаром ходили мы с моей возлюбленной к Бэлке-сороке. Кое-чему из танцев научились, и сейчас вот танцуем вместе. А потом я короную маму мою любимую венком из цветов. Мои сестрички пляшут вокруг. И друг бадхен — впереди всех.

После еды все смотрят в бенчеры[41], читается благословение над вином, и благословляют нас раввин и родители с новой совместной жизнью.

* * *

Вот мы с Ханелей одни. Чувствуем — нас охватывает растерянность.

— Арон, мне чего-то страшно. Я боюсь, — шепчет моя Ханеля.

Неожиданно для себя и я признаюсь — мне тоже страшно.

— Ведь я теперь твоя жена, верно, Арон?

— Конечно, мое счастье.

— И мне не должно быть боязно, ведь ты — мой защитник.

— Да, любимая. Теперь я отвечаю за все. За колени твои, исцарапанные крыжовником. И живот твой, такой нежный. И плечи, руки — я все буду беречь.

— Ну вот, мне и не страшно уже. Иди ко мне, муж мой, Арон. Теперь я вся твоя и доверюсь на всю оставшуюся нашу жизнь.

Моя Ханелька оказалась мудрее меня. Впрочем, как и каждая девушка в эти счастливые дни своей жизни.

Это сейчас все ясно и понятно.

Поэтому и не собираюсь писать ни про раздел Польши, ни про несчастное население, которое металось между Германией-Гитлером и СССР-Сталиным.

Не много мы знали в нашем штеттле, когда неожиданно в местечко вошли войска.

Мы все рот пооткрывали. Ни с того, ни с сего — немцы! Вот те на!

Однако были они спокойны, вежливы. Холодны и взгляд какой-то «поверх головы». Ну, да что взять — немец, он и в нашем местечке — немец.

Тем более, что многие солдаты да и офицеры бросились к нам в мастерскую — подковки на сапоги.

Папа распорядился — брать только немецкие марки. А подковки, которых у нас было мало, нам доставляли цыгане. Но их продвижение немцы ограничили и постепенно они исчезли.

А так — вполне культурная армия, такой был сделан вывод в нашей корчме. Правда, Зелик-кривой и еще кто-то мрачно сообщили, что ни одному немцу верить нельзя. Но что с них взять? Тоже мне — грамотеи!

А мы, молодежь, хвост-то распустили. Да все потому, что понимали немецкий.

Нашей общине немецкий военный чин сообщил, что волноваться не следует. Немецкая армия, мол, вообще боевых действий не ведет, а только выполняет политические соглашения.

Но за тысячелетия еврей стал осторожен. Решили проверить у войта.

— Как, пан Станислас, ваше мнение вот с этим появлением немецких частей?

— Да, вот какое мое простое мнение, паны евреи. Скажите мне, когда и при каких пертурбациях вашей нации становилось хорошо? Молчите. Вот таков мой ответ.

Но в целом мы работали весь день — подковки. Да и народ вдруг спохватился. Уже осень, нужно срочно обувь привести в порядок. Кто знает куда, когда и на какие расстояния эта обувка человека будет сопровождать.

Но неожиданности в 1939 году на немцах не кончились.

Вдруг в городок наш въехало три бронеавтомобиля, да с красными звездами.

Бог мой, мы ничего понять не можем. Хорошо хоть русский знали. Командиры выскакивали, все такие взволнованные. Даже злые. Вроде не они к нам в городок на броне, а мы к ним — не понятно на чем.

Главный у них все-таки подъехал к корчме. Видно понимал, что без корчмы никакого дела путного не сделаешь. Даже он и представился — мол, батальонный комиссар 29-й танковой бригады Красной армии Юлиан Броневицкий.

И нужен ему самый главный немецкий генерал части, что дислоцируется (во словечко!) в вашем городке.

Ну, уже яснее. Нюма тем временем подал пиво и, глянь, немцы тут как тут. Мне повезло.

Первый и единственный раз в жизни оказался я в гуще исторических событий. А все потому, что знал немецкий. Правда, на уровне «Трех мушкетеров», но этого оказалось достаточно, чтобы понять происходящее.

А оно вот какое. Оказывается, пока мы в шинке у Нюмы спорили, кто лучше: немцы, советские, французские или еще какие. И доказывали, что советская страна — лучшая и свободная страна в мире, а мы с папой посредством каблуков, подметок и набоек строили планы на наш дом с Ханелькой — в это самое время, совершенно нас не спросив, немцы спокойно вошли в штеттл. Вроде бы только для того, чтобы подковы на сапоги поставить.

Нас так же не спросили и красноармейские части, которые 17 сентября 1939 года, когда наш штеттл почивал в кроватях, почесываясь от клопов, пересекли польскую государственную границу, да еще на основании какого-то пакта.

Все это не очень смешно. Но есть и смешное. Как я теперь понимаю. Тогда же — не очень. Пока красноармейские войска чухались — когда, куда, во сколько и как быть с горючкой, которой мало, немцы хоп-хоп — и уже в нашем штеттле. Который, без нашего, разумеется, согласия подпал в зону Красной Армии.

Все это я понял, когда в нашей корчме взволнованный комиссар Юлиан Броневицкий, потрясал картой, доказывал спокойному и холодному немецкому полковнику: наш штеттл — это зона юрисдикции Советской Армии согласно приложению к какому-то Пакту.

Немец ответил через 8 часов. Полным согласием с претензиями офицера Красной Армии. Сообщил, что немецкие войска будут выведены завтра, с 9–00 до 10–46 утра, и приглашает на торжественны вывод войск командование Красной Армии.

Вот как все мирно, дружелюбно и, даже можно сказать, полюбовно закончилось.

Нас же с папой смутила одна деталь. Как только узналось о выходе немецких войск из городка, папа пошел в штаб немецких войск вернуть обувь, которую он не успел привести в порядок. Удивлению же его не было предела. Ибо педантичные немцы ничего не взяли. Более того, заплатили за несделанную работу (где такое видано!) и с улыбкой отцу заявили: «Вы, герр еврей, все что необходимо сделайте и сохраните. Мы скоро за обувью вернемся».

Тут все присутствующие офицеры стали громко хохотать. А отец ушел. С тяжелым чувством. Вот после всего этого он и сказал нам: «Ничего не строим. Нам всем нужно уезжать. Прежде всего — тебе, Арон и Ханеле.

Приложение: Фотографии 1939 года показывают выход немецких войск с территории западной Белоруссии, которая, по Пакту между СССР и Германией, подпала под юрисдикцию СССР. Мы присоединились к Белорусской ССР и становились полноправными и счастливыми гражданами СССР.