Сын - Лоис Лоури

Очередь постепенно продвигалась, монотонно гудя разговорами, и Клэр вскоре забыла про чужаков на барже. Достигнув раздаточной стойки, она заметила, что Эдит и Жанетт оставили ей место за своим столом.

– Как вам Называние? – спросила она, устраивая на столе свой поднос. – Неожиданные имена были?

– Нет, – ответила Жанетт. – Но меня поразило, что одного мальчика назвали Паулем. Так звали моего Отца.

– Но ведь нельзя использовать одно имя дважды! – встряла Эдит. – В коммуне не должно быть людей с одинаковыми именами!

– Имя могут кому-нибудь передать, если предыдущего носителя больше нет, – заметила Клэр.

– Правильно. Значит, моего Отца больше нет. Я этому и удивилась, – сказала Жанетт.

– Когда ты его видела в последний раз? – спросила Клэр. Она помнила своих родителей, но не видела их уже несколько лет, воспоминания стали бледнеть. Жанетт подумала и пожала плечами:

– Лет пять назад. Он работал в Центре Распределения Еды, это мне не по дороге. Зато иногда я вижу женщину, которая была моей Матерью. Она Ландшафтный Рабочий. Недавно я увидела ее на краю игрового поля, она там подстригала кусты. Она меня тоже увидела и помахала рукой.

– Мило, – небрежно бросила Эдит. – Ты будешь доедать салат?

Жанетт покачала головой, и Эдит потянулась за ее миской, отставленной в сторону.

– Пауль – красивое имя, – сказала Клэр, которая испытывала смутную жалость к Жанетт, хотя не очень понимала почему. – Хорошо, что его решили снова использовать. Помню, когда мне было десять, на Назывании одному младенцу дали имя Вильгельмина, и все в зале громко радовались, потому что предыдущую Вильгельмину очень любили, пока она не оказалась в Доме Старых. Ее не стало, и было приятно, что имя снова кому-то дали.

– Да, помню тот случай, – сказала Эдит.

– И я, – отозвалась Жанетт. – Паулю громко не радовались. Но те, кто знал предыдущего, были довольны, мне кажется. Отец был хороший. Молчаливый, но хороший.

Оставшееся время они ели в тишине. Потом по звонку сложили тарелки и принялись протирать стол.

День был насыщенный, а еще предстояла вторая часть Церемонии, так что работники разошлись по своим комнатам сразу после ужина. Но Клэр совсем не устала и решила пройтись.

В сумерках дорога вдоль реки выглядела живописно. Обычно в это время здесь были другие гуляющие, но сейчас Клэр брела вдоль воды в полном одиночестве. Она сама не заметила, как дошла до моста. Переходить через реку без специального разрешения было запрещено, и Клэр понятия не имела, что находится на другом берегу. Кроме деревьев, ничего было не разглядеть. Но здесь была коммуна, а там – Другое Место. Клэр слышала, что в Другие Места иногда возили экскурсии, однако про это только говорили. Никто не знал людей, которые бы действительно видели что-то за пределами коммуны.

А баржи проходили под этим мостом – и для них Другие Места были обыденностью.

Если от перекрестка пойти дальше прямо вдоль реки, можно было попасть к большому гаражу, где стоят автомобили коммуны. Граждане перемещались по территории коммуны только на велосипедах, но иногда требовалось перевезти крупный груз или тяжелое оборудование на техобслуживание. Тогда использовали машины из гаража. Клэр помнила, как несколько лет назад, когда ей было девять или десять, мальчишки, ее ровесники, были одержимы этим гаражом. Все мечтали получить Назначение, связанное с транспортировкой грузов. Тогда они могли бы научиться водить.

Клэр свернула на главную дорогу и направилась прочь от реки. По левую руку раскинулась Центральная площадь коммуны, упирающаяся в Лекторий. Сегодня здесь собиралась вся коммуна, и завтра это повторится. Но сейчас, в вечерних сумерках, площадь была пуста, а притихший Лекторий, возвышавшийся с юго-западной стороны, казался заброшенным.

Сама того не осознавая, Клэр шла к Воспитательному Центру. Спохватившись, она собралась повернуть налево и по большому кругу, мимо Реабилитационного и Детского центров, вернуться в Инкубаторий. Но тут ее окликнул мужской голос:

– Клэр! Привет!

Она повернулась и заметила Воспитателя, остановившегося со своим велосипедом на краю площади. Того, который забирал на ночь Эйба. Клэр помахала ему и поспешила подойти. Тогда он приложил палец к губам и показал ей на багажник, к которому была прикреплена корзинка. Клэр разглядела спящего там ребенка, и ее сердце замерло от нежности.

– Заснул наконец-то, – прошептал мужчина. – Вот, везу домой. Вы были на Церемонии?

Клэр покачала головой:

– Дежурила в Инкубатории. Я не поклонница Церемоний.

– Понимаю вас, – Воспитатель тихо засмеялся. – Но для меня в них есть удовольствие: передача детей в Семейные Ячейки – часть моей работы. Новоиспеченные матери и отцы всегда так радуются… А я радуюсь за Тридцать Шестого, – добавил он, заглядывая в корзинку. – Хорошо, что он еще на год останется с нами. Он особенный.

Клэр молча кивнула, не решаясь продолжить этот разговор и не отводя взгляда от младенца.

– Ну, мне пора, – сказал мужчина, ставя ногу на велосипедную педаль. – Завтра важный день для моей семьи: у сына Церемония Двенадцатилетних. Все очень волнуются.

– Могу представить, – сказала Клэр.

– Когда навестите нас? Скоро привезут новых младенцев. А этот красавец пока будет один-одинешенек в комнате.

– Как-нибудь зайду.

Клэр улыбнулась, и Воспитатель поехал дальше, в свое жилище. На багажнике плавно качалась маленькая корзинка.

Клэр сразу поняла, что на второй день Церемонии случилось что-то необычное: вернувшиеся вечером работники Инкубатория оживленно галдели.

Церемония Двенадцатилетних всегда было длинной и насыщенной. Детей вызывали на сцену по одному и первым делом озвучивали характеристику, и это был первый раз, когда Комитет уделял каждому индивидуальное внимание. Мальчиков хвалили за успехи в учебе, отмечали способности или научный склад ума. Иногда Верховная Старейшина отмечала приятную внешность ребенка. Дети в таких случаях смущались, ведь в коммуне не было принято оценивать привлекательность, но зал реагировал умиленным смехом. Каждый проходил через Назначение в год своего двенадцатилетия, и каждый помнил, как волновался сам. Поэтому эта часть Церемонии проходила в атмосфере сочувствия и поддержки, но занимала очень много времени.

– Верховная Старейшина пропустила одного мальчика, – объяснил Рольф за ужином. – Вызвала после Восемнадцатого Двадцатого.

– Мы просто обалдели. Думали, она ошиблась, – сказала Эдит. – Но Комитет, конечно, не ошибается.

– В общем, все заметили, что Девятнадцатого пропустили, и зал начал перешептываться, а на мальчике просто лица не было, – продолжил Рольф. – Я его видел с моего места.