Террорист - Лев Пучков

– Да что ж мы, не люди, что ли?

– Люди! – с воодушевлением поддержал Федя. – Все, уболтал, языкастый. Поехали.

– Ну, слава богу. – Гена вздохнул с заметным облегчением и слегка приободрился. – А то уже думал, что вы мне вообще всю жизнь хотите испортить.

– Нет, не хотим. Мы не такие…

По дороге обсудили Лехины скорбные дела. Ближайшие и дальнейшие перспективы, состояние тела и духа, протоколы и рынок цен на ритуальные услуги.

Нет, вот это последнее – вовсе не тупая шутка, а без пяти минут состоявшая действительность.

Если кто подзабыл, я напомню: Леха – это такой ботаник-затейник, древний сетевой обитатель и страстный любитель шпионских игр, в недавнем прошлом он сотрудничал с нами и по совместительству возглавлял РСС (Русское Сетевое Сопротивление).

В настоящий момент Леха – политзаключенный. «Приняли» его за организацию штурма общежития ГПТУ им. Розенбаума, в котором мы увековечили свою демонскую ипостась, сломав разом шестьдесят костей и уложив навсегда одного внепланового джигита-автоматчика. Про джигита сказать ничего не могу – как-то это меня особо не коснулось, но вот кости… В общем, этот страшный хруст, образно выражаясь, до сих пор стоит в моих ушах, так что можете себе представить, что это было за злодеяние такое.

Понятно, что все эти бесчинства организовал и исполнил отнюдь не Леха, но, будучи пойман в единственном числе, он теперь ответит за всех разом. Ему по совокупности светит что-то около двадцати лет: ушлые адвокаты пострадавших, совместно с благостным прокурором и не менее подверженным кавказскому обаянию судьей, натягивают нашему брату по оружию такой затейливый букет статей, что любой матерый террорист «позавидует».

Однако сидеть Лехе вряд ли придется, потому что его хотят убить. Причем не единожды: бах – и забирайте, заводи следующего, – а вот так: бах – воскрешаем, еще бах – опять воскрешаем, – в очередь, господа абреки, в очередь! Короче, убить Леху мечтает каждый из потерпевших и все их родственники, вместе взятые.

Вот такая дикая популярность среди джигитского сословия.

Вот такая беда.

В свое время Седой сказал: «Вы должны всегда помнить: это ведь только вам самим уже все глубоко до лампочки – вы, по факту, в любом случае трупы, это лишь вопрос времени. Но все, кто с вами пересекается или даже просто соприкасается, – все они в опасности».

Прав он был. Все, кто с нами имеет дело, рано или поздно попадает в крупные неприятности. Такое ощущение, что мы прокляты…

Впрочем, думаю, не стоит приводить Генин доклад в первоисточнике. А если не вдаваться в подробности, можно резюмировать: жить Лехе осталось недолго. Даже сейчас, будучи в СИЗО, у которого круглосуточно торчат наши пикеты и наблюдатели от правозащитных организаций (толку от этого мало, но все равно торчат), и, несмотря на пристальное внимание СМИ, Леха испытывает страшный «пресс», чувствует себя очень плохо, он испуган, сломлен, забит – причем отнюдь не в иносказательном плане – и походя соглашается со всем, что на него «вешают». Нет, Гена там просто так штаны не протирает, как адвокат, он старается изо всех сил, но в данном случае это все равно, что пытаться вырвать из-под летящего на всех парах паровоза намертво прикованного к рельсам смертника. А после старого Нового года Леху быстренько осудят, отправят на зону, и вот уже оттуда он безнадежно исчезнет. Это, как говорит Гена, вопрос почти что решенный.

В общем, вы уже поняли: никаких новых проблем по нашему вопросу не образовалось, но оставались старые. Гена пока что не видит способов их разрешения, и это повергает его в состояние меланхолии.

– Короче, все скверно, – резюмировал Гена. – Еще пару вариантов прозондирую на днях, но… Уже сейчас вижу, что есть только один способ спасения вашего «Че Гевары».

– Какой?

– Да так… Знаете, такой несуразный план, что дальше просто некуда.

– А конкретнее?

– Да пока не стоит… – уклонился от объяснений Гена. – Я эти варианты отработаю, все окончательно пробью – потом уже поделюсь. А пока не парьтесь, я все держу под контролем…

Пока добирались, стемнело. «Домой» заехали уже в свете первых фонарей и разбросанных по всему городу новогодних гирлянд, которые радостно салютовали нашему прибытию.

Дом, милый дом…

Нет, я знаю, что это не наше, заимствованное, но ничего другого, более емко отражающего наше состояние при каждом возвращении в родной город, подобрать не могу.

Казалось бы – что этот город для нас? Я как-то уже рассуждал на эту тему, однако повторюсь: у нас здесь ничего нет. Квартиры проданы, родные давно уехали, кататься сюда небезопасно – это наиболее вероятный район наших поисков.

И все равно каждый раз сердце сжимается от какого-то странного чувства, причем чем дальше по времени от точки невозврата, тем больнее. И с каждым разом ностальгия становится крепче и злее: если раньше она лишь робко трогала потаенные струнки изгойской души, наигрывая печальную мелодию, то сейчас рвет по живому, как пьяный и неопытный соло-гитарист, вступивший за полтакта до подачи счета.

Оседлав вихрь искрящихся снежинок, мы просквозили по подсвеченному разноцветными огнями городу до моста через Заманиху, переехали на другой берег и свернули к старой ДМШ № 1 (детской музыкальной школе), которая по состоянию на май прошлого года благополучно функционировала. Да, у нас теперь все меряется по этому самому маю: эпоха до – нормальная жизнь, и эпоха после – уже даже не жизнь, не существование, а просто ожидание насильственной смерти.

– Мы едем на базар? – уточнил я.

В самом деле, за ДМШ виднелся подсвеченный прожекторами рынок, на который нам, по ряду причин, заезжать не стоило.

– Мы едем сюда. – Гена уверенно зарулил во двор школы. – Точнее, мы приехали.

Музыкальная школа привычно одаривала мир музыкой, но отнюдь не в привычном, классическом формате – кроме того, она и внешне преобразилась и даже поменяла манеры: свежая штукатурка, модная импортная облицовка, изобилие сине-красного неона, светящаяся вывеска – «Аленка» и полтора десятка дорогих иномарок на щедро раскатанной стоянке, простиравшейся до самого берега. Ах да, к вывеске прилагалось цветомузыкальное панно, ритмично мигавшее псевдопасторальной картинкой: легкомысленного вида девица в коротеньком передничке предлагала всем подряд розы из корзины и судорожно подмигивала правым глазом.

– Ну и как вам?

Не хотелось быть злоязычным, но так и подмывало ляпнуть: да вполне стервозный вид, такое ощущение, что эта ваша Аленка пошла по рукам.

– Не понял… – пожал плечами Федя. – И что это вы тут устроили?

– Теперь здесь кабак, – пояснил Гена и поспешно открестился: – И я здесь совершенно ни при чем. Давай, смелее: вас встречают.

Не знаю, как Гена это сделал – он никуда не звонил и никаких сигналов явным образом не подавал (типа, три зеленых свистка в зенит или продолжительный пароходный гудок), но как только мы вышли из машины, входные двери кабака распахнулись и на крылечке образовался комитет по встрече: Паша Седов и братья Латышевы.