Старые черти - Кингсли Эмис

— Да, тебе, конечно, далеко добираться.

— Вот именно; к тому же, насколько я могу судить, здесь не особенно-то и весело.

— Прости за старушку Дороти. Мы к ней уже привыкли, но увидели, что ты попала.

— Надеюсь, что мне не придется к ней привыкать. С чего она взяла, будто меня интересуют ее разглагольствования о России, русском языке или русских?

Ангарад не поняла, что ее спасли, и не выказывала ни малейшей благодарности. Наоборот, ее недовольство поведением Дороти, не найдя поддержки, заметно усилилось. Ангарад с явным интересом смотрела, как Мюриэль снимает защитную пленку с пробки и откупоривает «Орвието», затем с недоверчивым видом стала следить за разливом вина, скромно поставив сбоку свой почти пустой стакан. Люди имели обыкновение забывать об Ангарад, точно так же как забывали про ее мужа, которого, кстати, никогда не видели в ее обществе. Более того, никто ни разу не был у них дома. Быт и семейная жизнь супругов Памфри служили предметом всеобщего любопытства и в «Библии», и на встречах за кофе.

— Так уж она устроена, — сказала Гвен, запоздало и без особого пыла вступаясь за Дороти. — И всегда была такой; правда, в последнее время стала хуже. Впрочем, как и все.

— Я имею в виду, что мы с ней даже не подруги. — В голосе Ангарад зазвучали обвиняющие нотки. — Я ее почти не знаю и раньше с нею не общалась.

— Ты оказалась рядом, этого вполне достаточно, — ответила Мюриэль.

— Интересно, какой муж может ее выдержать?

Мюриэль закурила очередную сигарету.

— Старина Перси Морган очень славный. Дороти с ним совсем другая, по крайней мере при нас. Они отлично ладят друг с другом.

— Он застройщик, — добавила Гвен.

— Застройщик?

— Да, строит всякие общественные здания вроде ратуш, — пояснила Мюриэль, затягиваясь сигаретой.

Секунду-другую Ангарад рассматривала струйку дыма, затем вернулась к теме разговора:

— Она мне и слова не дала вставить! Даже сказать, какая она нудная!

— На таких сборищах всегда есть хотя бы одна зануда, — заметила Гвен.

Ангарад подняла густые брови:

— Ах, так вот оно что! Положа руку на сердце, я бы не возражала, если бы их не было. — Она бросила снисходительный взгляд куда-то через плечо Гвен. — И говорю вам прямо: ноги моей здесь больше не будет. Такие, как ты говоришь, сборища наводят на меня тоску. Я, пожалуй, откланяюсь. Где… где Софи?

Ангарад коротко и сдержанно попрощалась с Софи и, ни на кого не глядя, тяжело похромала к выходу. Обе приятельницы смотрели ей вслед.

— А еще считают, что с возрастом человек становится мягче, — сказала Мюриэль, поправляя очки. — Я просто в восторге от ее откровенности!

— Надо же, я думала, что только красивые люди могут так себя вести. Впрочем, мне ее жаль. Возможно, она страдает.

— Надеюсь. Зря мы вступились за Дороти.

Гвен поморщилась:

— Ну, не особо мы ее и защищали.

— Да, ты права. Трудно оправдать грабителя, говоря, что он всегда был грабителем.

— Наверное, нужно было согласиться, что Дороти ужасна.

— Тогда бы нас обвинили в том, что мы с ней общаемся. Некоторым людям, как тебе известно, не угодишь.

В гостиной царила всеобщая суматоха. Бокалы осушались, и их снова наполняли: судя по всему, присутствующие считали, что нельзя оставлять откупоренное вино, — вероятно, из какого-нибудь старого валлийского суеверия. Дело приняло бы другой оборот или, скорее, усугубилось бы, вытащи Софи трехлитровую упаковку отборного балканского рислинга, надежно укрытую от гостей в шкафчике с напитками вместе с джином, виски и прочим крепким алкоголем. Две или три женщины подошли к Софи попрощаться, но она, обрадовавшись, что снова может говорить, не отпускала их, пока не позвонили в дверь. Шан Смит споткнулась и упала, однако тут же встала и побрела в прихожую. Софи вернулась в гостиную с Питером Томасом. Едва увидев его на крыльце своего дома, Софи сразу поняла, что Чарли вышел у «Глендоуэра». Ничего не спрашивая и не предложив Питеру вина, она направилась к шкафчику с напитками.

Вид у Питера был ошеломленный. Немного помедлив, он через силу шагнул в глубь комнаты, без особого успеха пытаясь выдать искреннее нежелание за притворно-шутливое. Они с Мюриэль помахали друг другу, затем он махнул Гвен, Дороти и еще паре знакомых. Разгоняя рукой прокуренный воздух, Питер добродушно сказал:

— Так вот чем занимаются трудолюбивые домохозяйки, пока их мужья бездельничают и надираются в пабе!

Не очень удачная фраза; впрочем, лучше чем ничего. Питер постарался произнести ее дружелюбным голосом, и она прозвучала вполне дружелюбно (по крайней мере для него), но никто не подошел поближе, даже Дороти, только Софи принесла ему джин с тоником и предложила сходить за льдом. Питер ответил, что не стóит. Они болтали о том о сем довольно долго, пока не подошла Мюриэль и не увела Питера. К тому времени его лицо вновь приняло растерянный вид.

Из всех гостей осталась только Дороти. Все знали, что она не сдвинется с места, пока согласно другому неписаному правилу из Педварсента не приедет Перси и не заберет ее домой, возможно (но не обязательно), при помощи уговоров. На сей счет правил не существовало.

— Надеюсь, вы хорошо посидели в старой доброй «Библии». Кто там был?

Питер рассказал.

— Вначале думаешь, какого черта ты вообще пришел, особенно когда видишь, что там все как всегда, а потом понимаешь, что именно это тебя и привлекает, — заметила Мюриэль. — А когда-то нам нравилось разнообразие. Малькольм, наверное, только об Уиверах и говорил.

— Да уж, точно.

— А ты что думаешь по этому поводу?

— Я не удивлен. Если ты не забыла, Алун всегда угрожал вернуться к своим валлийским корням.

— Может, и не забыла, но это не значит, что я хочу помнить.

— И я не хочу. Как все прошло у Софи?

— Как обычно, я же говорила. Вполне сносно, и слава Богу. — Безо всякой паузы и почти не меняя тона, Мюриэль продолжила: — И уж конечно, это не сборище дурех, зануд и сумасшедших, как ты считаешь. Благодаря тебе гостиная опустела ровно за минуту. Поздравляю. Превосходно. Твой личный рекорд.

Они ехали в Кумгуирт, и Питер, сидя за рулем, в очередной раз вспомнил фильм, который видел полвека назад. О том, как в военной тюрьме сержант-садист сломил дух солдата, систематически избивая его через разные — от одного дня до четверти часа — промежутки времени. Из-за того, что несчастный не знал, когда начнется следующая экзекуция, он никогда не чувствовал себя в безопасности. Питеру казалось, что последние семь-восемь лет жизнь с Мюриэль все больше и больше напоминает этот сюжет. Правда, бывали минуты — как, например, сейчас, — когда можно было угадать приближение очередной грозы, причем его выдавали не поступки и не слова Мюриэль, а едва уловимые признаки, которые появлялись, если ей не нравилось услышанное. Как ни странно, от заблаговременного предупреждения удар не становился менее болезненным. У Питера на лбу выступил пот.