Веревочка. Лагерные хроники - Яков Капустин

Сеня говорил:

– Пока я за ними вожу портфель с деньгами, они меня будут катать везде.

Однажды я встретил Сеню в городе Ухта в вестибюле гостиницы Тиман, где я проживал, пока сдавал зимнюю сессию.

Он поведал мне, что его послали к газовикам и нефтяниками, чтобы он купил у них полушубки, которые в МВД были положены только конвойным войскам. Деньгами нефтяников не удивишь, и Сеня привез с собой десять круглых жестяных килограммовых банок чёрной икры.

По гостинице он шатался вместе с местной знаменитостью, режиссером из Душанбе по имени Алишер. Каким-то образом тот застрял на севере и был кумиром местных наиболее энергичных и свободолюбивых девчонок.

Когда Сеня перекладывал в номере в очередной раз свой чемодан, одна из банок упала на пол ребром и не желала больше закрываться.

Дарить такую банку было невозможно, и Алишер предложил спуститься в ресторан и выпить водки под эту банку.

Они спустились в ресторан вместе с молоденькой девицей по имени Марина, и подсели за столик к мужику, у которого на груди светилась звезда Героя Социалистического труда. Героев на севере немало, и ничего удивительного в этом не было.

Оркестр, заметивший Сеню, прекратил играть танцевальную мелодию, и заиграл для Сени зажигательную «С добрым утром тётя Хая», зная, что пять рублей за это Сеня пришлёт с официанткой.

Они уселись за стол, освободили фруктовую вазу и выложили в неё, на глазах изумлённого героя-нефтяника, килограмм чёрной икры.

Затем Сеня подозвал официантку и, положив ей в карман фартука четвертной, сказал, вспомнив своё одесское барство:

– Вот что, Цыпа, нарежь нам буханку черного хлеба, только мягкого, и принеси килограмм масла и кастрюлю варёной картошки. И водки.

– Сколько?

– Сколько донесёшь. Стой! Отнеси сотку оркестру, пусть играют только мою музыку, а десятку дай Паганини, чтобы приходил сюда за столик играть.

Через пару часов девица Марина за столиком с трудом пыталась удержать равновесие, а мужик-нефтяник нёс всякую околесицу.

И только два наших героя-красавца ещё как-то терпимо держались под еврейскую музыку и рыдания скрипки.

Наконец, с помощью двух парней из оркестра Марину и Ивана Николаевича, как представился нефтяник, утащили в его номер и расположились на отдых рядом за столом.

Закуривая сигару, Алишер достал огромный пистолет-зажигалку, и, прикурив, положил его на стол.

Вышедший из туалета нефтяник, увидев пистолет, перепугался, но Алишер его успокоил, сказав, что они не бандиты, а сотрудники английской военной разведки, прибывшие в Ухту с целью прекратить добычу тяжёлой нефти, путём подрыва шахтного комплекса.

А спящая девушка никакая не Марина, а английская радистка по имени Кэт Гамильтон – капитан отдела диверсий Ми-5.

Поигрывая у носа Героя Социалистического труда пистолетом, оба проходимца начали вербовать несчастного пьяного мужика, а убедив сотрудничать, заставили написать расписку, что он готов к службе в Ми-5 за три тысячи рублей в месяц и банку чёрной икры.

В перечне его заданий было составление карты месторождений, кража платёжных ведомостей с нефтепромыслов и убийство председателя профсоюзного комитета. Мужик, не переставая пить, на всё соглашался и, подписав бумагу, рухнул на пол прямо у стола.

Наржавшись вдоволь над своим остроумием, несостоявшиеся агенты уложили мужика рядом с девицей и отправились спать.

Наутро, привыкший просыпаться рано, независимо от количества выпитого накануне, мужик встал и увидев незнакомую женщину рядом с собой, а также огромный чёрный пистолет на столе, сразу всё вспомнил и запаниковал.

Кое-как одевшись, он выбежал из номера и, проскочив мимо оторопевшей дежурной, помчался прямо в милицию сдаваться.

Выслушав такой бред от, не вполне трезвого человека, который представлялся не иначе, как кавалер Золотой Звезды, дежурный майор отправил, на всякий случай, наряд в гостиницу, который привёз всю честную компанию в дежурку.

Расписку о сотрудничестве отыскали в номере у Алишера в урне, а пистолет так и лежал на столе. Девицы в номере не было. Она исчезла вместе со звездой героя.

Когда я подошёл к дежурному администратору, чтобы оставить ключ, то услышал от неё дикую историю об английской разведке и аресте моего близкого знакомого.

Я позвонил своему приятелю – директору кирпичного завода, и мы, прихватив по дороге помощника городского прокурора, отправились в милицию.

Ко времени нашего приезда расторопный майор уже выяснил, что Алишер находится во всесоюзном розыске и закрыл его в обезьянник.

Найдя у Сени волчий билет поселенца, майор тоже не был расположен миндальничать И тут подоспели мы.

Переговоры закончились тем, что вернули Сене только удостоверение поселенца взамен на четыре банки икры.

– И чтобы нашли звезду, иначе дело так не закончится – предупредил майор.

По банке икры получили директор и помощник прокурора, а Сеня остался почти без икры и без денег в моей компании и мужика-нефтяника, который требовал назад звезду.

Появилась Марина и сказала, что отдаст звезду за две банки икры, так как её всю ночь использовали.

Сеня пытался возражать, но она безапелляционно заявила:

– А я не виновата, что вы все кастраты.

Увидев, как легко Марина приобрела икру, нефтяник, прикрепив к пиджаку звезду и окончательно осмелев, заявил, что согласно его расписке, ему тоже полагается банка икры.

У Сени, от такой наглости, отвисла челюсть.

Он попытался вступить в спор, но я твёрдо ему сказал:

– Отдай Сеня, спокойней будет.

Икры у Сени больше не осталось, но и, слава Богу, претендентов на неё тоже не было.

Сеня сидел опустошённый и раздавленный.

– Сеня, пойдём в ресторан, хоть поедим и отвлечёмся.

В ресторане никого не было, и только на эстраде пианист что-то репетировал на рояле.

Увидев Сеню, он во всю мощь своего инструмента заиграл «С добрым утром тётя Хая».

– Марк! Держи меня, или сейчас здесь будет море трупов – заорал Сеня.

Обед был испорчен.

Господи! Если бы кто-нибудь только знал, как я не люблю Москву. Эту суету, толчею, спешку и равнодушие, которые даже соображать мешают. Если бы не дела, никогда бы сюда не приезжал.

Но больше, чем Москву, я не люблю москвичей. Это ещё из лагеря.

За все мои двенадцать лет я дружил только с двумя москвичами. С другими же москвичами мне всегда было сложно, потому, что они считали, что знают обо всём на свете. А это не только скучно, но и опасно, ибо они вечно попадали в какую-нибудь халэпу, как говорят на Украине о неприятных приключениях.