Игорь. Корень рода - Юлия Гнатюк

Поглядел Олег на Руяра и понял, что могучий воин храма Свентовида, как никто иной, крепко тайны хранить умеет, особенно те, которые поклялся не открывать никому. Оттого не стал более заводить разговоры о гибели отца. А богатырь молвил дальше о предстоящем походе и о том, какие задачи теперь стоят перед княжеской сотней во главе с Огнеяром.

– Ты, сыне, крепкую связь держи с изведывателями княжескими, они по-своему дело делают, а ты по-своему, оттого вы должны, как две руки доброго бойца, согласовано трудиться, – советовал Руяр.

– Из всех изведывателей, пожалуй, только Гроза остался, он и возглавляет нынче изведывательскую сотню, а более никого, – вполголоса ответил Огнеяр. А потом добавил: – Только и он не в Киеве. Как отправил его князь Ольг в Таврику, когда собирался лодьи морские строить, так он там со своей сотней и находится, селение лодейщиков под Корчевом от хазар да греков бережёт.

Свентовидов воин глянул на сына и только крякнул огорчённо.

– Тогда с Грозой будь в согласии, ибо то, что знают изведыватели, всегда пригождается, – молвил Новгородский воевода.

– А как не возьмёт его в поход князь? – засомневался Огнеяр.

– Возьмёт, – отозвался воевода Олег, – то уж я решить постараюсь.

– Коли не сладится, я его в свою Новгородскую дружину возьму, – решительно молвил Руяр, и в очах старого воина снова сверкнули задорные искорки.

– Сдвинем чары за нашего неустрашимого Духа Вотана! – послышалось с другого конца стола, где сидели варяжско-нурманские военачальники. Молодой рыжебородый поднялся и, глядя восторженными очами на Руяра, воздел серебряную чару с хмельным мёдом. Его радостно поддержали, застолье оживилось.

– А, правда, отец, что ты одним взором можешь человека обездвижить, так что он клинка поднять не в силах, коли ты на него особым взглядом зришь? – восхищённо вопросил Огнеяр.

– Ну, как тебе сказать, сыне… Коли ты в себе силу Прави истинной чуешь, то бывает, сила эта волей Свентовида такие чудеса творит, что и самому не верится, – тихо отвечал могучий воевода, а в его синих очах сиял тёплый и радостный свет от того, что он, наконец, снова зрит рядом родного человека и близких друзей. Ведь кому, как ни бывалому воину, одному из трёхсот прославленных рыкарей храма Свентовида на Руяне, ведать, насколько прочнее бывают духовные связи, нежели кровные!

– Что, Олег, не рад походу? – вперил взор в Старшего князь, когда они остались одни.

– Не рад, брат, не нравится мне сия задумка, и договор с хазарскими жидовинами тоже не нравится, – откровенно ответил Олег.

– Ну, мы тоже не из мякины свалены и не лыком подшиты, не глупее сих жидовинов, – упрямо мотнул головой Игорь.

– Знаешь, вспоминается наш с отцом разговор, который я крепко запомнил, – задумчиво молвил Старший. – Рёк мне тогда отец, что как каждый человек для свойственного ему дела рождён, так и народы разные.

– Ты это к чему? – с подозрительным прищуром глянул на него Младший.

– К тому, что деньги считать, торг вести – это у жидовинов в крови, пусть тем и занимаются. А вот то, что хазарам, будет ведомо, куда идёт дружина Киевская, мне не нравится. Когда мы на Царьград походом собирались, то делали так, чтоб о том до поры до времени никто и догадаться не мог. К тому ж изведыватели печенегов сговорили на Хазарию набеги в час нашего похода совершать.

– А я кочевников задабривать не собираюсь, их время от времени бить крепко надо, тогда они и будут послушны, а всякие изведывательские уловки моей дружине ни к чему! – ответил, мрачнея, князь. Его, как всегда, уязвило невольное сравнение с прославленным родичем, из тени которого он всё время исподволь стремился вырваться. – Да ведь те же хазарские купцы рекут, что и дядька Ольг их услугами пользовался, и тоже деньги перед походом на Царьград брал для подготовки дружины.

– Может и брал отец у них деньги, – в раздумье отвечал Олег, – только кроме сильной дружины у него волхвы да изведыватели с обозами шли, и сам он чутьё имел против разного рода хитростей. А что сейчас мыслят о предстоящем походе волхвы и мать Ефанда?

Упоминание о мнении волхвов и матери укололо самолюбие Игоря не менее, чем сравнение с дядькой, но он смирил свой гнев и раздражение, помолчал, рассматривая ножны и рукоять своего скрамасакса, будто видел их впервые, а потом молвил сердито, но сдержанно.

– Ну, воля твоя, оставайся, коль так, в Киеве, на случай гостей незваных. – А про себя подумал, что так оно, наверное, и лепше: славу делить на двоих – только раздоры сеять. «Гляди, как Старшой-то обрадовался, виду не подал, да я чую, теперь никто не будет ему мешать на Ольгу пялиться. Пожалуй, предупрежу её строго, чтоб ни-ни».

– Об одном тебя попрошу, брат, – молвил примирительно Олег, – не хочешь брать изведывателей, возьми в поход с собой хоть Грозу, под его началом изведывательская сотня, что у Корчева приглядывает за судами нашими.

– Отчего это ты за него просишь? – спросил Игорь, глядя куда-то в сторону.

– Брата и любимую он ищет, которых хазары похитили, когда ему ещё лет пятнадцать было. Всю жизнь ищет, тем и живёт, и оттого во все дальние походы просится. Возьми; Гроза хоть и в возрасте, но сотник добрый, к тому же и по-хазарски, и по-гречески разумеет, он ведь из тавро-русов.

– Я что-то такое слышал, – задумчиво проговорил Игорь. Потом покачал головой с некоторым удивлением. – Скажи-ка, уже в возрасте, а суженую и брата до сих пор ищет! – в очах князя мелькнуло нечто незнакомое, но через миг он уже овладел собой. – Ну ладно, коль просишь и поруку за него даёшь, возьму, – молвил он снисходительным тоном, довольный тем, что Старший обращается к нему, как к князю.

Не стала более увещевать сына и Ефанда, мол, делай, как решишь, а за своё решение сам и ответишь. Не понял тогда Игорь значения материнских слов. Власть, обретённая после смерти дядьки Ольга, не только тяжким грузом давила на плечи, но и хмельным мёдом кружила голову.

– Поход твой на Хвалисское море не одобряю, но и удерживать боле не смею, прошу только, возьми с собой отцовский Болотный меч, он ведь не простой, а заговорный, пусть с тобой всегда будет, как прежде амулет.

– Хорошо, возьму, – хмурясь, ответил Игорь.

После Купалина дня, как шесть лет тому, Киев провожал своих воинов в дальний поход. Снова расцвела Почайна парусами многими, будто синий Сварожий луг цветами. Двинулись вниз по синей Непре лодьи Киевской, Варяжской и Новгородской дружин. Только сегодня во главе их не седой могучий Ольг Вещий, а его племянник Игорь, коего варяги по-своему Ингардом кличут. А воевода Олег на этот раз остаётся в Киеве, ведь нельзя оставлять грады и веси Руси без крепкой охороны и умелых воинов. На душе Олега, глядящего на уходящие воинские лодьи, было как-то неуютно, как утром в стылой горнице при нетопленной печи.

Великий Могун правил службу на Перуновой горе, а Велесдар ещё с Семиярилина дня ушёл в Берестянскую пущу, дабы там, в уединении творить молитвы русским богам да лечить окрестный люд огнищанский.