Нос Рембрандта - Майкл Тейлор

наклонные лучи света и сумятицу теней, создает образы насилия, исключительного даже для его погрязшего в жестокости века. Он изображает развязку истории Самсона и Далилы, сюжет, к которому уже обращался в молодости, когда они с Яном Ливенсом делили студию в Лейдене. (Ливенс тоже сделал несколько картин на эту излюбленную художниками XVII века тему.) В отличие от ранней версии, где всё внимание сосредоточено на спящем Самсоне, чья голова покоится на коленях у Далилы, и на подкрадывающемся к нему солдате-филистимлянине с ножницами для стрижки овец, это «Ослепление Самсона» (илл. 27) – возвышенно-зрелищное высвобождение жажды крови.

Рембрандт использует эротическую подоплеку сюжета – Далила обольщением выманила у Самсона признание, что секрет его силы в длинных волосах, а потом выдала эту тайну филистимлянам, и те, обрезав их, лишили его могущества, – но вместо того чтобы позволить воображению зрителя дорисовать детали жестокой сцены, он выставляет их прямо на переднем плане, перед нашими глазами, одну за другой: судорожно сжатые пальцы ноги и напряженные мускулы Самсона, пятна крови и железо кандалов, врезающихся в его тело. Это один из самых больших холстов Рембрандта, и каждый его дюйм проникнут первобытной свирепостью. С барочной отвагой отказываясь от условностей прошлого, в соответствии с которыми светлые тона приближают предмет к зрителю, а темные – удаляют от него, художник втягивает нас в картину, затеняя передний план и насыщая задний лучезарной голубизной и белизной. Это то, что Самсон теряет, – сияние дневного света.

27. Ослепление Самсона. 1636

Холст, масло

Штеделевский институт, Франкфурт-на-Майне

Но в конечном счете ослепление – лишь метафора еще более чудовищного насилия. Настоящий сюжет здесь – кастрация. Острие протазана в руках воина в красном, расположенное как раз на уровне паха Самсона, и клинок, выкалывающий его правый глаз, не оставляют сомнений в том, что именно происходит на картине на символическом уровне. Клок бороды Самсона, за который схватился нижний из двух солдат, одетых в доспехи, и грива его обрезанных волос, которой торжествующе размахивает возбужденная Далила, устремляясь прочь из пещеры (еще один многозначительный символ бессознательного), тоже достаточно красноречивы[23]. Равно красноречивы и носы некоторых персонажей. Они сгрудились вокруг Самсона, как гончие, смыкающие кольцо вокруг жертвы; их грубые носы словно принюхиваются к добыче. Нос солдата, лежащего под Самсоном и удерживающего его на земле, кажется, трется о голову поверженного героя. Нос солдата, который ослепляет Самсона, направлен вниз и словно готовится повторить путь его клинка. Форма и угол наклона носа у человека, стоящего в профиль и командующего остальными, тоже напоминают его клинок, и этому носу, если он еще немного приблизится к ножницам в руках Далилы, грозит опасность разделить участь шевелюры Самсона. Даже девичий, вылепленный нежными тенями нос Далилы имеет сексуальные коннотации: он выглядит обнаженным среди усатых мужских рыл, похожих на морды собак, рвущихся к добыче. Ноздри у них едва различимы, но кажется, что они трепещут от возбуждения.

Скорбные ноздри, которым уже не суждено дышать

На этой картине люди снова толпятся около распростертого тела, хотя его обладателя едва ли можно назвать героем и вся борьба и страдания у него позади. Документы свидетельствуют, что он был земляком Рембрандта, и в городе с населением в сорок-пятьдесят тысяч жителей, а именно столько их было в Лейдене, когда Рембрандт запечатлел труп этого человека, двое молодых людей, художник и вор, которым было около тридцати, вполне могли знать друг друга, хотя бы в лицо. Оба переехали в Амстердам незадолго до создания картины «Урок анатомии доктора Тульпа» (1632) (илл. 3). Рембрандт уехал искать счастья и славы, Адриан Адрианс по прозвищу Малыш выбрал карьеру мелкого вора, которая закончилась на виселице утром 31 января 1632 года. Потом его веревку перерезали и доставили тело в анатомический театр гильдии хирургов для просвещения нескольких влиятельных граждан Амстердама[24].

Ибо среди этих пожилых, безупречно одетых людей, пристально смотрящих на труп Малыша, вернее – на сухожилия его левой руки со снятой кожей, нет ни одного без веса в обществе. Все они были особами достаточно важными для того, чтобы их имена были занесены в список, который держит человек в толстом плоеном воротнике. Господин, осуществляющий вскрытие, доктор Николас Тульп, одетый с кальвинистской простотой – скромный, белый плоский воротник, простой черный плащ и шляпа, – был уважаемым врачом и автором трактата по патологической анатомии. К 1632 году он уже отслужил несколько сроков в городском совете в качестве олдермена (впоследствии он будет избран бургомистром) и женился на дочери влиятельного настоятеля реформатской церкви. Другими словами, групповой портрет доктора Тульпа и семерых его коллег, заказанный Рембрандту, возможно, при посредничестве конторы Хендрика ван Эйленбурга, стал для художника самым значительным из написанных к этому времени и подтвердил тот факт, что всего за несколько месяцев жизни в Амстердаме он получил доступ в самые высокие круги городского общества. (В верхний его эшелон сам Рембрандт так никогда и не сможет пробиться из-за своих медвежьих ухваток, сомнительного ведения дел и скандального образа жизни.)

«Урок анатомии», по-видимому, с самого начала вызывал у зрителей восхищение благодаря живости и естественности изображенных моделей. Несомненно, каждый из персонажей, уплативший целых сто гульденов за место на этой картине, остался доволен. Художник не только сделал его узнаваемым, но передал самую суть того, что делало его достойным и уважаемым гражданином. В традиционный групповой портрет членов гильдии, который, как правило, отличался банальной композицией и безжизненными выражениями лиц, Рембрандт привнес глубину, драматизм и создал убедительную иллюзию того, что картина увековечивает значительное событие, свидетелем которого был сам художник.

Присутствовал или нет Рембрандт на этом уроке анатомии, изображение доктора Тульпа и его слушателей из числа именитых врачей потребовало, чтобы каждый из участников провел немало часов у него в студии. Но, разумеется, существенно здесь то, каким образом эти индивидуальные портреты были сгруппированы в замкнутую композицию, а также основной посыл картины как целого: урок есть разделенное знание, которое придает смысл присутствию каждого из участников.

На лицах всех изображенных здесь хирургов написаны такие сосредоточенность и интерес, словно они удостоились счастья присутствовать при значительном открытии в физиологии. На самом деле доктор Тульп демонстрирует то, что было известно еще Везалию. Доктор освободил от кожи кисть и предплечье трупа, чтобы показать, как работают мышцы и связки этих частей тела. В правой руке у него хирургический инструмент, которым он приподнимает группу мышц, а левая, судя по всему, демонстрирует работу сгибающей мышцы.Истинный центр картины, который