Магический Театр. Методология становления души - Владислав Евгеньевич Лебедько

Затем я попросил Илью подходить к каждому персонажу и, возложив ему руки на плечи, предварительно воссоздав в себе это чувство, через руки «выдохнуть» его в Зеркало, говоря при этом:

- Ты — мой Страх, — и так далее.

Я же старался оставаться в состоянии Зеркала и, опять же, нефизическим вниманием, каким-то образом помогал перейти нужному состоянию от Ильи к исполнителю роли. В результате получилось столь мощная смена состояний, что даже я испугался. Уныние вдруг заплакало, и это не было притворством. Страх забился в угол и наотрез отказался с кем-либо общаться. Злость перегнулась пополам и сказала, что испытывает сильнейшие боли в позвоночнике и животе. Желание Свободы опустилось на стул и сказало:

- А меня почти нет…

Тут я понял, что Магический Театр таит в себе и силу, и опасность. Если ситуацию не удастся разрулить, придется всех участников в дурку сдавать. А все фигуры были совершенно неуправляемыми, не слушались Илью. Илья, находясь в состоянии крайнего смятения и удивления, признался, что вот именно так все и происходит у него внутри, — хотя он никому ничего не объяснял.

Да, это была уже не Психодрама. Это был Магический Театр, где все было всерьез. Я взял себя в руки и, используя все, что на тот момент знал и умел, помогал Илье наладить контакт с каждой его частью. Постепенно, через час это стало получаться. Потом Илья произнес какую-то очень значимую для него фразу и расплакался. Как потом рассказывали на обратной связи исполнители ролей, у них в этот момент резко поменялось состояние. Перелом произошел. Потом еще некоторое время мы подчищали «хвосты» и передавали обратно: роли — Илье, Зеркало — мне. Дали обратную связь — кто что чувствовал. Оказывается и у тех, кто играл роль, и у зрителей происходила мощная внутренняя работа. Ну а Илья просто сиял. В конце он заявил:

- Я теперь не боюсь того, чего боялся двадцать лет.

После Ильи подобную процедуру прошли еще двое — каждый со своими ролями и комбинациями. Магический Театр заработал! Это был триумфальный день (знал бы я, сколько еще ошибок совершу в ближайшие годы и какие фундаментальные трансформации произойдут и со мной и с самим Магическим Театром за пятнадцать лет!).

Весь период с девяносто второго по две тысячи седьмой год я был поглощен творчеством в Магическом Театре. Параллельно продвигалась моя внутренняя работа. До двухтысячного года я встречался и обучался у очень многих замечательных российских мистиков и психологов (об этом в 1999 году я написал книгу «Хроники российской саньясы: из жизни российских мистиков 1970-х — 1990-х»). Я очень плотно занимался психоэнергетическими практиками, работой с телом, движением, голосом, методам актерского мастерства по системе Михаила Чехова, работе с образами, сновидениями и вниманием, медитацией. С двухтысячного года я всерьез заинтересовался теорией и практикой герметизма, алхимии, гностицизма, неоплатонизма и других западных мистических учений. Прошел курс медитативных погружений в Великие Арканы Таро, после чего у меня появилась возможность «приглашать» Арканы и на Магический Театр.

Все более глубоко шло изучение философии: от античности до современности. Изучал я и такие системы, как структурный психоанализ Жака Лакана, телесные варианты психоанализа Райха и Лоуэна. Но особенно глубоко проникался я учением Карла Густава Юнга и его последователей — Джеймса Хиллмана, Эриха Нойманна, Эрвина Эдингера, Марии Луизы фон Франс и других. Кроме того я исследовал и применял в Магическом Театре модели, почерпнутые из философии языка, из семиотики и постмодернизма. С 2003 года началось все усиливающееся увлечение мифологией, потом мифологией славянской с выходом на масштабную тему Мифологического Сознания.

С Магическим Театром также постепенно происходили удивительные метаморфозы. Если на первых порах я пользовался каноническими приемами Психодрамы, Гештальттерапии, Нейролингвистического программирования, Психосинтеза и Холодинамики, то, примерно с девяносто пятого года мои действия перестали вписываться в эти каноны и вообще в какую-то психологическую логику. Я доверял тому, что происходит внутри меня. Я научился слышать внутренний голос самого Магического Театра (который сейчас я воспринимаю отнюдь не как методику, а как живое существо, архетип) и действовать, доверившись ему. Период проб и ошибок закончился, и началась фаза свободного творчества. Я мог, например, "разобрав личность на фигуры" бездейственно и безмолвно сидеть в уголке, наблюдая за происходящим, — не желая, да и не смея вмешиваться, хотя, на первый взгляд динамика шла по кругу, — я знал (не понимал — причины мне были не ведомы и слава Богу!), что вмешиваться в данный момент нельзя, — добившись результата в малом, погубишь нечто большее… А уже в следующем сеансе я с первой минуты был строг и директивен, мог позволить себе навязать некое "свое" мнение. Или, вдруг, в разгар событий, сказать: "Нужно ввести в Театр прапрабабушку по материнской линии в седьмом поколении!" — вводили эту прабабушку (через передачу Зеркала и роли) и вскрывалась мощнейшая блокировка в жизни главного действующего лица. Откуда я знал, что именно прапрабабушка, именно по материнской линии, именно в седьмом поколении? — Понятия не имею, но знал. Знал абсолютно твердо, хоть под присягу становись. Может быть это была метафора? — А хрен его знает, — но работало ведь!

Все ближе мне становился бергсонианский интуитивизм, ибо и сам я опирался исключительно на интуицию, оставляя за бортом работы дискурсивное мышление, анализ и прочую галиматью. Похоже, это были первые реальные попытки выхода за пределы разума. Как говорил Анри Бергсон: "Вы можете сколько угодно предаваться глубокомысленным рассуждениям о механизме разума, но таким методом вам никогда не удастся выйти за его пределы. У вас может получиться нечто более сложное, но вряд ли более высокое или хоть сколько-нибудь необходимое. Вам придется брать это штурмом. Вы должны актом воли бросить разум за его пределы". Интересно бергсоновское определение интуиции: "Наш разум, покидая материальные ладони природы, имеет своим главным объектом неорганизованную твердь. Из одной лишь дискретности формирует разум четкую идею. Из одной лишь неподвижности формирует разум четкую идею. Разум упускает все то новое, что присуще каждому моменту истории. Он не признает непредвиденности. Он отвергает всякое созидание. Для разума характерна природная неспособность постижения жизни. Но именно к подлинной сущности жизни ведет нас интуиция. Под интуицией я разумею инстинкт, ставший безучастным осознаванием себя, способным размышлять над своим предметом и расширять его до бесконечности."

Безоговорочно доверяя интуиции, я убедился, что до тех пор, пока я