Мать и дочь. Синхронная любовь, или Французские амуры против американских эротов - Луиза Дегранж

И заставил очнуться.

Задыхающаяся от страсти американка открыла глаза.

Вокруг плотная тихая ночная тьма.

Так это был всего лишь сон…

Она лежала на кровати совершенно обнаженная.

Всего лишь сон!

Одеяло сползло на пол.

И даже во сне председатель не рискнул зайти в гости.

Американка заледеневшими руками нашарила одеяло и закуталась поплотней.

Вот же попался голландский Тюльпанчик… Насколько страстен во время танца, настолько же холоден за пределами круга.

Надо будет рассказать Гло про этот, надеюсь, вещий сон.

Лучше пусть девочке тоже снятся подобные эротические забавы, а не кошмары Варфоломеевской бойни.

Кто, как не опытная, всеведующая мать, должен преподать такому стеснительному существу, как ее дочь, уроки естественности и свободы?

А пока – можно еще поспать…

Вдруг этот сон еще не кончился?

Вдруг он повторится?

Надеясь на лучшее, Анфан Террибль уснула, чтобы снова исполнить великолепный, захватывающий стриптиз.

Влюбившись впервые в жизни, Глория Дюбуа забыла о хронической бессоннице.

Но дочери, в отличие от матери, снились не эротические фантазмы, а вязкие, мерзкие, нескончаемые кошмары, и все на одну и ту же тему: кровавая и беспощадная Варфоломеевская ночь.

Аспирантка пыталась вырваться из жуткого парижского калейдоскопа.

Но фанатичные католики все резали, резали, резали неповинных гугенотов, резали, не разбирая ни пола, ни возраста, резали всех подряд, резали, резали, резали…

И только на рассвете Глория сумела вырваться из страшного сна.

Не задумываясь о семичасовой разнице во времени, американская дочь, измученная до истерики доминирующим сновидением, дозвонилась до матери, которая могла объяснить зацикленность мозга на историческом, с патологическими деталями, прецеденте и подсказать, как избавиться от возможного повторения.

– Ма! Ма! Я не понимаю, что со мной, не понимаю! Этот проклятый сон…

– Погоди, бэби. Можешь не вдаваться в подробности.

– Почему?

– Сейчас поймешь. Я не хотела обрадовать тебя раньше времени.

– Чем обрадовать?

– Варфоломеевской бойней.

– Ма, не надо так шутить. Я дико измотана! Я в бешенстве от избытка крови, от смертей и насилия! От крика изнасилованных и стонов раненых! От ненавистной спермы убийц и предсмертного визга жертв!..

– Гло, сейчас же прекрати истерику и внимательно выслушай.

– Я постараюсь, постараюсь.

– Бэби, я раньше тебе ничего не говорила про особое проклятие рода Дюбуа, потому что это проклятие срабатывает лишь в одном случае…

– Ма, я догадалась, догадалась… Это как-то связано с моей влюбленностью?

– Да, бэби. Всем Глориям Дюбуа, включая и меня, и Гранд Маман, и ее мать, и прочих Глорий, эта затяжная Варфоломеевская ночь снилась только раз в жизни при настоящей, понимаешь, настоящей первой любви.

– Ну ты бы могла хотя бы предупредить об этом…

– Нет, Гло, не могла. А вдруг тебе не приснилась бы вещая резня…

– Тоже верно. Я не перенесла бы такого разочарования.

– По крайней мере, теперь ты знаешь, что это серьезное чувство. И теперь дело за твоим кареглазым.

– А вдруг он не ответит взаимностью?

– Бэби, предоставь дальнейшее судьбе. Она сама все расставит как надо.

– Уговорила. Хотя все как-то странно…

– И необъяснимо с научной точки зрения.

– Вот именно – по генетике это полный абсурд. Не могут же кошмарные сны наследоваться!

– Тем не менее…

– А может, есть какой-то неоткрытый ген, отвечающий за расположенность к жутким сновидениям?

– Бэби, не умножай сущности без нужды. Без мистики эта жизнь была бы слишком скучна.

– И это говоришь ты – завзятый циник и потомственный ученый!

– А что делать, когда имеется факт, пусть и не объяснимый законами природы…

– Тоже верно.

– Так что люби на здоровье! Люби без страха и сомнения.

– Значит, мне больше не будет в таком непомерном объеме сниться кровавая мерзость?

– Не будет. Но при одном условии.

– При каком?

– Ты должна пройти тайный обряд женщин рода Дюбуа.

– Что надо делать?

– Для начала просто сообщи Гранд Маман, что случилось вчера и сегодня.

– Я поняла.

– Гранд Маман точно знает, как избавиться от кошмара.

– А ты?

– Знаю тоже. Но об этом – так уж сложилось в нашей семье – должна говорить самая старшая из женщин.

– Как много условностей…

– Это будет нелегкое испытание.

– Я готова ко всему.

– Но я думаю, ты пройдешь через него уверенно и благополучно.

– Постараюсь.

– Извини, бэби, ко мне стучат в дверь.

– Это, наверное, Тюльпанчик с очередным букетом?

– Без сомнения, он.

– Не забудь ему еще раз напомнить о Безымянной Красавице!

– Гло, я тебе перезвоню попозже.

– Договорились.

И связь между Парижем и Батон-Ружем прервалась, чтобы снова возобновиться в любое, даже самое неподходящее время.

Дочь, получив от матери вполне разумные, с таинственной подоплекой, разъяснения, отправилась на кухню выпить чего-нибудь прохладительного.

На кухне вся стена между холодильником и микроволновкой была завешана фотографиями, сделанными еще до цифровой эпохи.

Утолив жажду, Глория, прежде чем отправиться в душ, остановила взгляд на крайнем снимке обожаемой старушки.

Да, надо бы позвонить той, которую все семейство именовало не иначе как Гранд Маман.

Тем более что мать матери наверняка, по старой привычке ученой дамы, проснулась на заре и гуляет возле бассейна, любуясь собственноручно выведенными розами.

– Ба, какая чудесная погода!..

– Гло, можно без предисловий?

– Я только что разговаривала с Ма.

– Как она там, в суматошном и сумасшедшем Париже?

– Нормально.

– Опять завела с каким-нибудь клошаром шашни в духе середины прошлого века?