Тибетская экспедиция СС. Правда о тайном немецком проекте - Андрей Васильченко

В октябре 1933 года юный Харрер вступил в CA, штурмовые отряды НСДАП, которые год спустя были запрещены в Австрии. О последующей деятельности Генриха Харрера в национал-социалистической партии известно очень немного. Но сохранились сведения, что 1 апреля 1938 года, буквально две недели спустя после аншлюса Австрии, он вступает в ряды СС. Во многом этот поступок был вызван воодушевлением, которое было отличительным признаком «цветочной войны» (немецкие части, вступившие в Австрию, закидывали букетами цветов). Карьеру Харрера в СС можно было назвать достаточно успешной. На спортивном празднике, который проходил в сентябре 1938 года в Бреслау, ему было предложено представлять юнкерскую школу СС. В принципе, Генрих Харрер был образцовым эсэсовцем. 24 декабря 1938 года он сочетался браком с Шарлоттой Вегенер, дочерью известного исследователя, крупнейшего немецкого естествоиспытателя, основоположника концепции мобилизма Альфреда фон Вегенера. Как и было положено служащему СС, Харрер вместе со своей невестой прошли специальное медицинское обследование. 5 ноября 1938 года он заполнил заявление с просьбой выдать разрешение на брак. Накануне Рождества от оберфюрера СС Шене, руководителя эсэсовских структур в Граце, приходит телеграмма, в которой содержалось давно ожидаемое разрешение на брак. На свадьбу Харрер получал множество поздравлений, среди которых были и пожелания счастливой семейной жизни от рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Учитывая, что речь шла о свадьбе национального героя, первого покорителя неприступной северной стены альпийской горы Эйгер, эсэсовские органы моментально составили родословную жениха и невесты, которая прослеживалась до 1 января 1800 года. Таковы были правила для всех будущих эсэсовских супружеских пар. Почти сразу же после свадьбы Генрих Харрер направляется в Гималаи покорять вершину Нанга Парбат. Война застает в его с британской Индии, где его тут же направляют в лагерь для интернированных.

Собственно, мировая общественность была готова закрыть глаза на эсэсовскую карьеру Харрера, если бы не одно обстоятельство. В сентябре 1994 года в Лондоне состоялась встреча Далай-ламы XIV со своими старыми друзьями, среди которых был и Генрих Харрер. В самой встрече не было бы ничего примечательного, если бы не присутствие на ней нескольких бывших эсэсовских офицеров. Кроме самого Харрера в друзьях духовного лидера Тибета числился Бруно Бегер, один из пяти участников легендарной экспедиции на Тибет, осуществленной в 1938–1939 годах. В свою бытность шеф СС Генрих Гиммлер предлагал своему тезке Харреру принять участие в данном предприятии. Но альпиниста, который к тому моменту был уже неплохо знаком с творчеством ее руководителя — Эрнста Шефера, не очень заинтересовала исследовательская поездка. Харрер вежливо отклонил данное предложение. Как видим, Тибет как магнит притягивал к себе представителей Третьего рейха, и это не было случайным стечением обстоятельств.

Вплоть до середины XX века даже для образованного и просвещенного европейца Тибет был абсолютно чуждой и непонятной страной. Из немногих общих сведений, которые имелись в его распоряжении, возникали поверхностные выводы, которые приводили к некой идеализации Тибета. Правильнее же было бы говорить о том, что в данном вопросе царило повсеместное незнание. Общие представления о Тибете основывались, по существу, на сообщениях католических миссионеров, которые судили о культуре Тибета, опираясь на собственные переживания. Странные суждения между тем подогревали интерес европейской публики к этому удаленному уголку мира. Сообщение португальского иезуита Антонио де Андраде (1580) вызвало своего рода сенсацию. Он описал Тибет как нельзя более противоречиво — это была самая недоступная, самая таинственная и в то же время самая чуждая страна Азии. Уже в современной литературе подчеркивалось, что именно это суждение было положено в основу только еще формировавшегося «мифа о Тибете». В описаниях католических миссионеров содержались и другие подробные описания, которые характеризовали тибетцев так, что европейцы приходили к выводу — это был единственный народ в Азии, с которым они могли себя идентифицировать. Теократический ламаизм, царивший в Тибете, во многом напоминал им христианские установки. Нет ничего удивительного в том, что почти все европейцы, оказавшиеся там, пытались определить структуру общества и политику страны в тесной привязке как раз к тибетской религии. Во многом это делалось для того, чтобы повести религиозно детерминированных тибетцев по христианскому пути. Недостаточные знания о жизни в Тибете и религиозное усердие миссионеров привели как раз к тому, что «миф о Тибете» укрепился и стал развиваться.

Следующая стадия развития этого мифа во многом связана с именем Иммануила Канта (1724–1804), который в своей работе «О различных расах людей» причислял тибетцев наряду с индийцами, сикхами и китайцами к «индостанской расе». Но в то же время он полагал, что Тибет станет «укрытием рода человеческого на время и после конечной величайшей революции на нашей Земле». В статье «Физическая география» он вновь повторял эту мысль, приводя на этот раз ее более развернуто. «Одним из самых важных знаний являются более точные сведения о Тибете в Азии. Благодаря этим сведениям мы могли бы получить ключ ко всей истории. Эта высокая страна, наверное, раньше, чем какая-нибудь другая, была заселена людьми, а потому она может быть постоянным вместилищем для всей культуры и науки. Можно с уверенностью говорить, что знания индийцев во многом связаны именно с Тибетом. В то же самое время вся наша культура (земледелие, цифры, шахматы и т. д.) уходит корнями в Индостан. Полагаю, что Авраам был уроженцем Индостана. Эта протоколыбель искусств и науки, а стало быть, и человечества, нуждается в более тщательном исследовании и изучении*. Как следует из этих отрывков, Кант видел в Тибете зародышевую клетку всего человечества. Впрочем, это полностью соответствовало мировоззрению Просвещения: взирать на историю человечества исключительно с естественно-научных воззрений. На какие источники опирался Кант, фактически неизвестно. Однако можно предположить, что он мог брать для вынесения подобных суждений документы иезуитов и миссионеров ордена капуцинов. Вместе с тем видно, что кенигсбергский философ дистанцировался от традиционного библейского трактования истории человечества. Почти все произведения Канта проникнуты необычайным свободомыслием. Он придерживался не общепринятых догм, а на основе климатических и географических данных пытался провозгласить Тибет колыбелью человечества. Впрочем, к сожалению, нельзя установить более детально, на какие описания Тибета действительно опирался данный философ. Так или иначе, но его выводы очень сильно повлияли на многих европейцев. Так, например, в «Лексиконе» Мейера (1853) «горная страна Тибет» называлась не иначе как прародиной всего человечества. Для участников экспедиции Эрнста Шефера, равно как и для их патрона и покровителя рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, не было никаких сомнений в том, что в силу природных условий Тибет был местом возникновения многих видов растений и животных, а может быть, и самого человека.

В 1904 году ламаистское феодальное государство Тибет стало пограничной областью английской колониальной империи, эдаким защитным форпостом британской короны. Под командованием полковника сэра Френсиса Янгхасбэнда британско-индийские войска разгромили тибетскую армию и подчинили эту страну империи. Но вместе с тем Тибет был закрыт для посещения иностранцев. Кроме этого, он сохранял в рамках Британской империи определенную автономию. Например, именно местные власти обладали правом выдавать или не выдавать въездные визы. Но о внешнеполитическом суверенитете, естественно, говорить не приходилось. На индийском субконтиненте Тибет играл для англичан слишком большую роль, чтобы ему можно было предоставить независимость. Он был буфером, прикрывавшим «жемчужину британской короны» от революционных волнений, которые происходили в Китае, а также в России. В итоге даже на переломе веков Тибет с его непостижимой государственной религией оставался абсолютно неизученной страной, которая была овеяна мифами и легендами. Так продолжалось до начала XX века, до того момента, когда нескольким экспедициям все-таки удалось получить въездные визы в эту таинственную страну.