Собрание сочинений. Том 6. Граф Блудов и его время (Царствование Александра I) - Егор Петрович Ковалевский

он предоставил Александру Павловичу несколько королевских орденов «Согласия» первой степени, в полное Его распоряжение. В возмездие послано было три ордена Андрея Первозванного. С этим поручением отправлен был Дмитрий Николаевич.

Блудов нашел страну, еще недавно счастливую и благоденствующую, в самом бедственном положении. Гибельная для всех государств континентальная система убила совершенно торговлю; контрибуции различных наименований и конскрипция, лишавшая страну лучших людей, обреченных на жертву Франции, довершали разорение королевства. Крейсеры извне и дозорцы императора Наполеона внутри так ревностно исполняли свое дело, что во всей Голландии, не исключая и домов иностранных посланников, нельзя было найти ни одной английской газеты. Сам король должен был довольствоваться теми сведениями, которые ему доставлялись по усмотрению министра полиции из Парижа.

Получение орденов Св. Андрея Первозванного было очень приятно королю; «оно дает мне возможность сделать счастливыми трех человек», – сказал он посланнику нашему, – и эти три избранные им счастливцы были: тогдашний королевский принц – старший брат нынешнего императора французов, впоследствии погибший в Итальянском восстании; старый заслуженный фельдмаршал Кенгсберген, который еще в 1775 году получил русский орден Св. Георгия 3-й степени и министр Иностранных дел Релль.

Блудов был представлен королю, который после разговора, продолжавшегося более часа, отпустил его, осыпав ласками и пожаловав орден «Согласия», украшенный бриллиантами. Людовик отзывался о нем в самых лестных выражениях посланнику нашему князю Долгорукову.

Возвратившись в Россию, Блудов, впервые должен был сам заняться своими хозяйственными делами, в которых не имел никакой опытности. Он знал о желании матери отдать село Романово сестре, Писемской, и как ни дорого оно ему было по семейным и историческим воспоминаниям, свято исполнил волю покойной. Затем, Дмитрий Николаевич, рассматривая отчеты по разным деревням, к большому своему удивлению увидел, что он, до тех пор получавший самое скудное содержание, которым едва мог существовать, очутился вдруг богатым человеком, получающим до 35.000 рублей годового дохода. Катерина Ермолаевна терпением и постоянной бережливостью, при помощи доброго соседа по Казанскому имению Молоствова, достигла своего желания, и оставила по смерти своей имение чистое от всех долгов.

Хотя материальное положение Блудова значительно улучшилось и давало ему возможность устроиться безбедно с женой, однако княгиня Щербатова все еще не соглашалась отдать за него дочь свою, несмотря на то, что оставшись вдовой, она нашла свои собственные дела в расстройстве. Все надежды Блудова основывались на приезде графа Каменского, которого ожидали со дня на день в Петербург.

Граф Каменский, после блистательных побед над шведами, ускоривших заключение славного мира, был назначен главнокомандующим армией на Дунае. Молодой герой выказал в войне со шведами редкие военные способности – в этом отдавали ему справедливость даже завистники его, а таких было очень много.

Старые и заслуженные генералы не безропотно переносили начальство тридцатилетнего главнокомандующего; зато Россия видела в нем всю надежду свою в той гигантской борьбе, которую предвещали ей знамения небесные и земные. Каменский был львом Петербурга. Кто бы мог подумать тогда, что это последнее торжество его в столице России, кто мог предвидеть печальный конец этой исполненной драматизма жизни. Граф Каменский был очень дружен со своей кузиной Щербатовой и любил Блудова. Нечего и говорить, что он принял живое участие в их судьбе; его убеждения конечно имели большое значение у княгини Щербатовой. Чтобы удовлетворить ее тщеславию, он предложил Блудову место правителя дипломатической канцелярии при себе, что конечно было очень лестно для молодого человека, и он принял его с радостью; впрочем, как увидим далее, и для пользы самого дела, нельзя было сделать лучшего выбора.

Главнокомандующий, на пути в армию, провел несколько дней в Москве, в своем семействе. Среди общего торжества, он потерпел поражение, которого всего менее ожидал. Он решился сделать предложение гр. О.-Ч., в любви которой не сомневался, и вовсе неожиданно получил отказ. Если не любовь, то тщеславие его было сильно уязвлено. Он пытался было объясниться, но она осталась непреклонной, хотя после его смерти дала слово не выходить замуж и сдержала это слово; доживши до глубокой старости, тридцать лет после смерти Николая Михайловича, она вспоминала о нем подруге своей молодости с прежним увлечением любви и страсти; ни время, ни пост и молитва, которой она постоянно была предана, не охладили ее чувств. Как объяснить такое психологическое явление? Было ль это убеждение, что граф Каменский не мог любить ее, весьма некрасивую по наружности; что сердце его схоронено в могиле женщины, которую он впервые и страстно любил; что предложение его есть дело рассудка, чтобы не сказать расчета; было ль это предчувствие скорой смерти героя, – мы не беремся решить.

Расстроенный, в высшей степени взволнованный воротился он домой и объявил, что в тот же день уезжает. После обычных напутствий, когда Каменский уже готовился сесть в экипаж, подошел к нему юродивый, который часто бывал в доме Каменских, и, подавая платок, сказал: «возьми на счастье». Чтобы не оскорбить бедняка, граф принял его подарок и тут же в рассеянности отдал своему адъютанту. Судьба графа Каменского известна; адъютант его, впоследствии, достиг важнейших степеней в государстве. Конечно, он заслужил их; но в семействе графа Каменского было поверье, что он обязан этому платку своим счастьем. Это семейное предание занесено здесь, как характеристическая черта времени, по рассказам, сохранившимся в фамилии графа Каменского и князя Щербатова. Мы было отнеслись к бывшему адъютанту графа Каменского, прося его дополнить и поверить это предание как и многое другое, но письмо наше уже не застало его в живых[20].

Война с Турцией шла медленно, вяло. Престарелый фельдмаршал князь Прозоровский, некогда храбрый и деятельный, походил более на труп, чем на живого человека. Правда, к нему послали энергического генерала, известного князя Багратиона, и тот, по временам сажал его на лошадь и выводил в поле против турок, но вдохнуть жизни не мог: это была галванизация. Действуя именем главнокомандующего и не имея его власти, он сталкивался беспрестанно с посторонним влиянием, и никак не мог сообщить армии того единства и энергии, которые необходимы для решительного успеха.

Граф Каменский принял начальство уже от князя Багратиона, временно занимавшего после смерти князя Прозоровского его место. В армии числилось всего 75.125 человек под ружьем[21], войска, конечно, храброго, но истомленного трудной и продолжительной кампанией и расстроенного беспрестанными стычками с неприятелем и дунайскими лихорадками.

С этими силами ему предписывалось как можно скорее покончить войну с турками, в предвидении будущей европейской войны, и покончить на таких условиях, на которые турки могли бы согласиться только увидевши русских казаков в самом Константинополе. От них требовали