Тюремщица оборотня - Ли Литвиненко

погоду, здесь было многолюдно. Собравшаяся толпа перегородила тесную дорогу, совсем закрыв обзор. На повороте воздух сильно завьюжило, и в лицо Мины понесло колкие снежинки, смешанные с густым дымом.

— Что-то горит? — спросила девушка у спешившего мимо человека.

Дядька посмотрел на нее удивленно и, узнав, шарахнулся в сторону. Привычная реакция. Но в его взгляде что-то насторожило, и Мина ускорила шаг. Перед ней, словно раздуваемая ветром, гурьба зевак расступалась, открывая вид на то место, где еще утром стоял уютный домик, заботливо выкрашенный в синий цвет. На его месте теперь лежала груда краснеющих жаром бревен, над которыми поднимался прозрачный дымок. Деревянные стены сгорели, оставив на каменном фундаменте угли, а от крытой дранкой крыши вообще ничего не осталось. Попыток потушить огонь ни сейчас, ни раньше никто не делал.

— Она даже не пыталась убежать, — взахлеб рассказывал лохматый паренек, ежедневно разносивший по городу почту. — Просто сидела на стуле, посреди комнаты, и жевала свой хлеб.

— Да быть такого не может, — возразила ему полная женщина. Мина раньше видела её несколько раз, она жила неподалеку, на соседней улице. — Горела заживо и просто сидела?

— Не хотите, не верьте, только я правду говорю. Я все видел в окно, перед тем как крыша рухнула, — стоял на своем почтовик. — Волосы на её голове уже дымились, а она даже рукой не пошевелила, чтобы сбить пламя.

— Может, мертвая была, — спросил кто-то.

— Наверняка задохнулась…

— Вы что, не слушаете меня? — вскипел парень. — Говорю же, сидела и ела хлеб. Просто откусывала от каравая очередной кусок и жевала, словно ничего не происходит.

— Ужас какой! — взялась за пухлые щеки тетка.

Тут они увидели Мину. Она шла на огонь пепелища, словно зачарованная. Оглушенная жестокой реальностью девушка, словно глупый мотылек, летела на не потухшее еще пламя. Подойдя к крайнему огарку, Мина взяла его и откинула в сторону. Потом схватилась за другой, не замечая, как опалило кожу на ладонях. Растаскивая горящие головешки, она дрожала всем телом, словно её трепала лихорадка. Оттащив огарки поменьше, она схватилась за большое бревно, край которого, к счастью, уже потух, и что есть сил толкнула его в сторону. В воздух поднялся сноп искр и рассыпался веером. Часть попала на подмерзшую грязь, припорошенную снегом, и с шипением потухла. Часть прожгла дырки в её плаще и ботинках.

— Куда? — крикнул на неё старик-сапожник, приходившийся им соседом. — Вот чумная! Следом захотела?

Он расставил руки в стороны, отгоняя её от огня, но не приближаясь.

— Отходи, а то вспыхнешь как свечка, — поостерегла толстушка.

Сосед начал, помахивая руками, уводить Мину подальше. Таким манером сгоняют в сарай кудахчущих куриц. Дед явно не хотел прикасаться к ней, но и наблюдать, как соседская девчонка превратится в факел, тоже не желал.

— Отойди, говорю, — гаркнул он на Мину, и она отступила назад. — Тут уже ничем не поможешь. Да и вообще… Шла бы ты отсюда, от греха подальше…

На его слова по толпе прокатился гул. По-хорошему, кому-то из знакомых или родни нужно было забрать Мину к себе. Девушка была слишком молода и на вид совсем беспомощна. Она стояла сейчас и дергалась, то вперед, то в сторону, явно не соображая, что делать. И видно стало по лицам собравшихся: сиротку им искренне жаль. Утром потерять единственного дядю, а к вечеру лишиться тетки и дома. Такого и заклятому врагу не пожелаешь. Но родственников у неё не было, и все вокруг это знали, а желающих забрать к себе домой прокаженную тоже не нашлось. Вот и стояли все полукругом, отойдя от пожара и девушки на безопасное расстояние, и с затаенным интересом ждали, чем все закончится.

— Ой, а пойти-то ей некуда… — высказалась вслух пухленькая тетка.

— Бедняга… — заговорили вокруг.

— Погорелица… — завздыхали рядом.

— Проклятая… — вспомнил кто-то.

И настроение в толпе резко поменялось. Люди, не сговариваясь, попятились от неё еще дальше. Собрание стало быстро редеть. Опустив взгляды на грязный снег, словно чувствуя за собой вину, народ заспешил по домам.

— Я бы тебя к себе взял, — оправдывался добрый старичок-сапожник. — Но сам комнату снимаю… Тебе к главе города нужно идти.

— И побыстрее, — поддержала его незнакомая женщина, худая и вся в черном. — Пока совсем не стемнело.

— Да, поспеши, а то пока возчика найдут, пока телегу запрягут… — поддержала её толстая тетенька.

Мина смотрела на них и не понимала, о чем они говорят.

— Какую телегу? — переспросила девушка. Она не плакала. Ужас, накрывший её с головой, жег огнем и словно испарил всю влагу в теле.

Мина подумала, что речь идет о похоронах. Наверное, люди советуют ей попросить помощи на захоронение останков тети у главы. Почему сейчас? Так срочно? Как они будут разбирать горящие головни? Наверное, сначала пожарище все-таки потушат.

— Город обязан дать телегу всем выжившим после Мора, — спокойно и как-то даже радостно объяснила ей незнакомая женщина. — Для перевозки в обиталище.

— Правда, правда! — поддержала пухленькая женщина, тоже радостно, понимая, что проблема в виде прокаженной соседки решена.

Сейчас, когда умер защищавший её дядя, отправить девушку прочь стало легче легкого. Всю свою жизнь прокаженная, словно соринка в глазу, мешала им жить спокойно. Люди смотрели на неё теперь с нетерпением, ожидая, что она уберется отсюда и перестанет напоминать им о собственной жестокости. Сквозь сочувствие на их лицах, как черная плесень на стенах, стала проступать неприязнь. Кажется, если бы они не боялись к ней прикоснуться, Мину уже поволокли бы к главе города под руки.

И она в страхе попятилась. Вспомнились все предостережения дядюшки.

— «Тебя не трогают, пока не помнят, кто ты».

По закону в любом населенном месте её могли забить камнями. Прокаженным не место среди здоровых людей. И сейчас вопрос стоял только в том, кто бросит в неё камень первым? Кто самый смелый и решительный? Добрый дедушка-сапожник или тетка-соседка? А может, булочница, которая каждое утро продавала ей хлеб?

Ответ Мина знать не хотела и, развернувшись, стремительно вышла из родного закутка. Шаг быстро перешел в бег. Рот жадно хватал ледяной воздух, обжигавший легкие. Она давилась им и кашляла, спотыкалась, но не останавливалась. Зимняя ночь опускалась на город, накрывая её защитным пологом. Голова девушки от перенесенного ужаса отказалась работать, и тело двигалось как будто само, выбирая дорогу по памяти. Ноги несли куда-то вперед…

Вот уже много лет Мина просыпалась в одно и то же время, без пяти минут шесть. Открыв глаза, она смотрела на ходики с кукушкой, висевшие на стене у печки. В сонной дреме девушка наблюдала, как стрелка пробегает последние пять делений, и вставала.