Скандинавские пляски - Николай Куценко

– Есть, но только это скорее они нас сожрут. Ты думаешь, они такие тупые? Они дождутся, пока мы сдохнем тут, а после уже придут и сожрут нас!

– Ну, неужели мы тут сдохнем из-за какой-то поганой жратвы? Ведь должен быть выход?

– Не мы первые, не мы последние. Так многие померли.

– Ах… б***ь, что же делать? – прокричал Юрий и резким движением схватил с заднего сиденья тяжелый ключ для сборки приборов. – А ну, выходи из машины!

– Ты чего дуришь? А ну, брось ключ! Ты спятил вообще?!

– Выходи, а то прямо тут прибью! – заорал уже Юрий.

Дмитрий осторожно выполз из машины и встал напротив капота.

– Юра, ты, того, успокойся… не дури, мы выберемся отсюда. Тут дорога в нескольких километрах. Ты ключ, главное, отдай мне сейчас, – уже почти шепотом попросил Дмитрий.

– А знаешь, что я решил? – с какой-то ухмылкой сказал Юрий.

– Что?

– Я тебя съем! Сожру! Ты меня понял?

– Ты спятил совсем! У меня в машине еды на два дня и телефон спутниковый. Открой багажник и посмотри! – заорал на него Дмитрий.

– Врешь, гад, жить захотел и придумал. Я видел, как ты испугался, когда мы потерялись. Нет там ничего у тебя. Было бы – не боялся б так!

– Да ты посмотри только. Я же не убегу, мне бежать некуда.

– Врешь, сука, врешь ты все… – И Юрий стал потихоньку подходить к Дмитрию. Тот сначала попятился назад, затем повернулся и побежал куда глаза глядят. Юрий рванулся за ним.

Они бежали минут пятнадцать. Более грузный Юрий отставал, но не сбавлял темп – его дыхалка уже сбилась, руки обледенели, но все еще сжимали ключ. Дмитрий почти не оборачивался. Такое ощущение, что он знал, куда надо бежать. Через несколько минут он выбежал на трассу и стал махать приближающейся фуре. Увидев это, Юрий бросил ключ, упал на колени и простонал что-то типа: «Я не хотел… простите меня…»

Они молча доехали до базы. Дмитрий разгрузил оборудование и подошел к Юрию, который все еще пребывал в шоковом состоянии.

– Юра, я никому ничего не расскажу. Но работать с тобой больше не буду. Ты понял? Да, и еще. Не советую тебе полевиком работать. Не твое это.

– Я понял, извините, что все так вышло…

Но Юрий все же остался работать полевиком. Через пару лет его сделали «Синиор Филдом». Он женился на Наталье и перевез родителей в Москву. Однако при встрече с Дмитрием всегда опускал глаза. Жизнь Юрия так и идет по плану, но все-таки уже с каким-то особым осадком.

Наступило утро субботы, и Иннокентий Петрович, как обычно, стал собираться на дачу. Ездил он туда один – жена, коренная москвичка, так и не смогла привыкнуть к загородной жизни, а многочисленные дочери разъехались по миру получать западное образование. Выходные он привык проводить один, впрочем, иногда к нему приезжали друзья или старшая дочь, которая уже успела вернуться на Родину. За спиной Иннокентия много всего было: карьера крупного руководителя, непростые отношения с женой, множество детей. К своим пятидесяти годам он уже достаточно поистрепался. Нет, он не разочаровался в жизни, скорее, просто научился принимать ее такой, какая она есть. А была она непростой. В детстве он учился любить людей, проникаться к ним доверием и пониманием, в молодости – подстраиваться к ним и прощать, а после – просто не ненавидеть их. Он так и остался добрым человеком, но доброту эту уже старался прятать от других, да и сам старался прятаться – не ждал ничего хорошего в свой адрес. По этой причине ехал на дачу при первой же возможности. Иннокентий давно уже не думал о карьере, о власти, о деньгах – они были ему противны, хотя был он довольно состоятельным человеком. Его главной гордостью был его сад, вернее, даже не сад сам по себе, а несколько яблонь, которыми Иннокентий гордился и черенки от которых мечтали получить все жители поселка. Яблони эти были особенными – цвели не по погоде и плодоносили все время в разные периоды лета. Этот факт изумлял не только окружающих, но и самого Иннокентия, который, будучи по образованию математиком, не верил ни в какие мистические вещи, но то, что творилось с яблонями, так объяснить и не мог.

Хотя была у Иннокентия своя теория: каждое дерево он считал живым и наделенным своим характером. Несмотря на то, что общение с людьми доставляло Иннокентию дискомфорт, он мог часами сидеть в своем саду и как будто общаться с его обитателями. Нет, не словами, а какими-то видимыми только ему сообщениями. Деревья же отвечали ему по-своему и даже немного кренились в сторону хозяина, как отмечали соседи по участку. Иннокентий считал, что в этом нет ничего особенного, и любое живое существо – а деревья он относил именно к таковым, способно проявлять чувства различными способами. Так или иначе, но все жители поселка сходились во мнении, что имеет Иннокентий Петрович своего рода талант – плодотворно влиять на все живое своей внутренней энергетикой и заряжать теплотой не только людей, но и деревья.

В это утро он решил заехать на садовый рынок, докупить немного газонной травы и пару кустов малины. Деревья Иннокентий уже давно не покупал: их просто некуда было сажать. Пройдясь по рядам, осмотрев всевозможные сорта вновь привезенных растений, он обратил внимание на одну молодую яблоньку, немного треснувшую в основании. Она была слабой, но какой-то изящной и как будто брошенной. На ее стволе все еще красовались не завявшие листья, но некоторые из веточек начинали ссыхаться и крениться к земле. Трещина у корня не оставляла яблоне никаких шансов на выживание. Иннокентий взял ее в руку и подошел к узбеку-продавцу:

– Почем у вас эта яблонька? Я хочу ее купить.

– Она, отец, уже отжила свое. Посмотри, у нее трещина у корня. Через пару дней засохнет.

– Я спросил, почем она у вас?

– Да берите так, мы все равно ее выбросить хотели.

– Сколько она стоила раньше? Пока ее не поломали?

– Пятьсот рублей.

– Я все же заплачу. Пока что она еще жива.

– Ну, это ваше право. Но я хочу сказать, что не выживет она. Если бы еще не у корня сломали. А так шансов нет.

– Ну, это мы еще посмотрим.

Иннокентий вышел с рынка, упаковал в целлофан яблоньку, положил ее между сиденьями своего джипа и поехал на дачу. Несмотря на то, что сажать дерево было некуда, он все-таки нашел небольшой кусочек земли прямо за воротами и, обмотав трещину у корня бинтом, стал копать яму для посадки. За годы, проведенные на даче, он успешно освоил науку садовода – ловко рыл ямы, засыпал удобрения, привозил невесть откуда специальный чернозем. Даже самые чахлые растения у Иннокентия приживались, поэтому он не сомневался, что сможет выходить яблоньку. Зарыв ствол на уровень прививки, он еще раз обмотал место, где была трещина, веревкой и залил удобрением, подвязал черенок и решил каждый день поливать нового обитателя своего сада.

Шли месяцы. Иннокентий пытался в любую погоду что-нибудь сделать для яблоньки. Всю осень подсыпал чернозем и обливал ствол специальным голландским удобрением, зимой же следил за тем, чтобы ствол растения не покрывался полностью льдом, и обматывал его тканью, чтобы меньше замерзал. Так потихоньку пришла и весна.