Рыцарь надежды - Кристина Додд

— Хозяин, вам что-то нужно?

Спать. Ему нужен сон, и тогда он снова увидит Эдлин.

— Ну, как ты собираешься доставить меня обратно? — обеспокоенно спросила Эдлин. Она отчаянно нуждалась в том, чтобы остаться наконец одной, собрать остатки самообладания и постараться прийти в себя.

Хью пытался сосать ее грудь, словно малое дитя. Она могла сколько угодно обманывать себя, что это всего лишь бессознательная попытка почти смертельно больного вернуться к ощущениям детства, почувствовать рядом мать, которая всегда может спасти. Все это так, но столь же невинного объяснения его грубому жесту обладания она подобрать не могла.

Она до сих пор чувствовала сквозь рубашку и плед его неожиданно сильные для умирающего ладони. Совершенно здоровым, гулким своим голосом он сказал:

— Моя.

Это не было случайным и неосознанным прикосновением. Он крепко схватил ее грудь и начал тереть сосок большим пальцем с таким неуемным желанием, что ей пришлось напомнить себе, что он слаб, изранен, почти безнадежен. Право, в тот момент она совершенно не была в этом уверена.

— Тебе не надо уходить туда. — Уортон встал и, широко расставив ноги, загородил ей дорогу, не обращая ни малейшего внимания на ее волнение. Немного подумав, он добавил: — Надо, чтобы ты находилась здесь. Ты можешь ему понадобиться.

Вот так, значит, он решил, этот потрясающий Уортон. Вещь может понадобиться его хозяину — вещь должна находиться здесь! Ни больше, ни меньше. Он даже не утруждал себя сколько-нибудь почтительным обращением.

— В этом монастыре я не хозяйка, — принялась объяснять Эдлин. — Я обязана подчиняться здешним правилам, иначе меня просто выгонят отсюда. Еще до восхода солнца мне надо выйти из гостевого дома со всеми остальными, кто живет в нем, и все вместе мы отправимся в церковь к заутрене. Таков порядок. Мы должны соблюдать монастырский устав.

— Уж один день твоя душа обойдется и без утренних молитв, — непримиримо заявил Уортон.

— Это же монастырь! — раздраженно повторила она, удивляясь его тупоумию, — Здесь никто так не думает, не может так думать, понимаешь?! — Изнеможение и ощущение безысходнести сделало ее вялой, просто непохожей на себя. — Все должны видеть, что я утром выхожу из своей спальни, а не Бог весть откуда. Я, конечно, не связана святыми обетами, но, как человеку, постоянно проживающему здесь, мне Придется объяснить причину своего отсутствия. А поскольку никто не видел, как я уходила, это будет нелегко сделать.

— Что же ты натворила, что они тебя так караулят? — продолжал бесцеремонно допрашивать ее Уортон. — Что, частенько навещаешь любовника?

Это было уже слишком — стоять и выслушивать подобное от человека низкого звания. Она ни от кого не желала выносить унижения, менее всего от Уортона.

Невольно она перевела свой взгляд на Хью. Тот был без сознания и не мог урезонить распоясавшегося слугу. Тогда она с такой презрительной яростью взглянула на Уортона, что он, от-смеявшись, неожиданно сменил тон.

— Как вам будет угодно, миледи, — оказывается, этот плебей мог быть учтивым. — Но вы увидите, что монах по-прежнему преспокойно храпит на своем посту, и мы проскользнем как мышки прямо у него под носом.

Тут уже, глядя на Уортона, Эдлин захотелось рассмеяться. Хороша мышка! Нет, как она все-таки терпит его присутствие? Непостижимо!

Впрочем, это неважно. Важно совсем другое. Она молила Бога, чтобы все обошлось. В монастырях умы людей заняты размышлениями над двумя вещами: спасением и пороком. Ночные хождения, разумеется, немедленно и безоговорочно будут отнесены к числу греховных. Ее попросят объяснить свое поведение, но как она сможет вразумительно это сделать? Боже, как осложнилась ее и без того непростая жизнь!

Она молча шла за Уортоном, потупясь и низко надвинув на голову капюшон, стараясь быть как можно незаметней. Миновали сад, затем — монастырскую площадь, приближаясь к дому для гостей. При каждом шаге она замирала от ужаса — не дай Бог ее отсутствие обнаружат. Ей уже пришлось познать, сколь жесток этот мир, живя какое-то время на улице, впроголодь, не зная, что ждет ее завтра. Она сполна испытала состояние неуверенности в том, сможешь ли ты где-нибудь поесть и получить кров и не окажется ли он твоим последним пристанищем.

Как много она перенесла! Судьба ни от чего не хранила ее — испытание за испытанием сваливалось на ее слабые плечи. Все это не прошло бесследно. Страх теперь ходил за ней по пятам. Нет, она должна была вернуться в свою спальню незамеченной.

— Держитесь ближе ко мне.

Уортон сказал это так тихо, словно понял все ее страхи. Все-таки он был способен меняться до неузнаваемости.

— Сними туфли. — Он задержался под навесом над входом в дом для гостей, пока она разувалась. — Если этот монах проснется, что вряд ли, я отвлеку его, а ты в это время проскользнешь в коридор, который ведет к вашим покоям.

Ей не понравилось то, как он упомянул про монаха. Она вообще не доверяла его вспыльчивому характеру и неискоренимой тяге к слишком простым решениям.

— Только не причиняй ему вреда, — предупредила она Уортона, не особенно рассчитывая, что он ее послушает.

— Я не связываюсь со старыми монахами, — сказал он с презрением.

Уортон широко распахнул входную дверь, и Эдлин поразилась тому, как ловко с первого же раза ему удалось открыть ее. Обычно если кому-то надо было войти, то стучали, а брат Ирвинг смотрел через высоко расположенный прикрытый глазок. Если он удовлетворялся объяснениями посетителей, то снимал с пояса ключ и, не торопясь, отпирал Дверь.

Но Уортон, судя по всему, следовал только собственным правилам. Каким-то образом он пробрался в дом для гостей без ведома брата Ирвинга и с легкостью нашел келью Эдлин по одному ему ведомым признакам. Уортон был груб. и непочтителен, но надо отдать ему должное — парень он был не промах.

Отчетливо слышное через открытую дверь здоровое похрапывание брата Ирвинга отозвалось сладостными звуками в душе Эдлин. Уортон знаками велел ей остановиться, а сам, прикрыв ладонью едва теплившееся пламя свечи, неслышно скользнул в маленькую холодную прихожую. По его очередному сигналу она крадучись прошла внутрь, ни на секунду не отрывая глаз от брата Ирвинга. Он по-прежнему сидел, упершись подбородком в свою впалую грудь, на лавке у стены в той же позе, в которой они его оставили, покидая этот дом некоторое время назад.

Она с облегчением перевела дыхание. Брат Ирвинг не заметил ни того, как она уходила, ни того, как она возвращалась.

Дом для гостей был построен добротно и удобно: длинный коридор с кельями по обеим его сторонам, главный вход — как раз посередине — делил коридор на две части. Женские спальни располагались в правой половине, мужские — в левой. В соответствии с тем положением, которое занимала Эдлин, ее келья располагалась в самом конце коридора. Монастырской приживалке не полагалось излишнего комфорта. Пространство у входа всегда было освещено по вечерам, но слабый свет не достигал ее двери. Поэтому, когда она возвращалась в сумерках в полном одиночестве, ей казалось, что привидения из ее прошлого преследуют ее по пятам. Это всегда заставляло ее бежать сломя голову, только бы скорее оказаться в спасительной келье. Однако сейчас она не могла себе этого позволить. Только не в этот момент, когда за ней упрямо тащился Уортон.