Пианино. Сборник рассказов - Анна Драницына

вцепился ему в руку, а не  он, будучи извращенцем, пытался  изнасиловать несчастное животное в темной подворотне.  Жить завтрашним днем у нас невозможно по той простой причине, что «завтра» – это страховка, кредитные карточки, нахально выпирающие из бумажника, счет в банке, внятноговорящий президент и стриженный газон перед домом. У нас все, что происходит – это сегодня и сейчас, present indefinite и ничего больше, а завтра, если переделать известную песню, не наступит никогда. Рассуждая таким образом, я взяла на последние деньги такси и довезла ничего не соображающего гостя нашей Родины до его гостиницы, благо, что она находилась недалеко и от моего дома. Портье, настолько переполненный сознанием своего величия, что оно уже вытекало из уголков губ и струилось на гладко вычищенные   итальянские ботинки, презрительно скривившись в мою сторону, склонился к "алкашу" и спросил: это с вами? Затем велел мне предъявить документы. Я подумала, что скорее словом» это" можно обозначить тело, висящее на моей руке, но не желая вступать в лишние разговоры, показала паспорт, попросила портье доставить иностранного господина в номер и гордо удалилась. На стене, как очередной плевок, висело объявление, специально адресованное женскому полу с призывом оставлять паспорт в залог. Зная местные обычаи, несложно было предположить, что в каждой особи женского пола эти прохиндеи видят проститутку, мечтающую составить конкуренцию их «штатным» работницам. Позже Дэвид рассказывал, что единственным неудобством этой гостиницы были регулярные ночные звонки с предложениями на всех языках приобрести на пару часов «красивую и горячую русскую женщину».

Рано утром позвонил мой истеричный возлюбленный и заорал: "Ну что, маленькое дрянцо, хорошо вчера повеселилась? Я тебе полночи звонил и где ты, интересно была…" Голос стал срываться на фальцет, и я предусмотрительно прикрыла трубку рукой. Для нас это давно уже стало привычной схемой отношений. Сейчас я повешу трубку, потом он немного успокоится и перезвонит, затем мы встретимся, дня два проведем в мире и согласии, а затем я опять убегу в ночь. Зевнув, я повесила трубку и пошла чистить зубы. Раздался звонок. Я зло проблеяла в трубку: ну чего тебе еще?

– Извините, могу я говорить с Жанной, – почти пропел человеческий голос с иностранным акцентом. Это говорит Дэвид и я хотел бы отдать вам деньги за такси

– А как вы узнали мой телефон?

– По адресу. Мне его дал портье. Пожалуйста, давайте встретимся через час, в ресторане "Колобок". Я вас приглашаю.

Повесив трубку, я стала недоумевать по поводу уникальной памяти портье -просто настоящий Штирлиц и в то же время я судорожно соображала, где находится ресторан "Колобок". По справочному «Где отдохнуть» мне сказали, что существует только одно заведение с таким названием, но рестораном его назвать можно только обладая большим воображением, поскольку оно больше напоминает пирожковую времен застоя. Так и оказалось – классическое место для иностранцев увлекающихся советской историей доперестроечного периода – образцовая совдеповская забегаловка с ложечкой, привязанной к банке с сахаром, дабы не украли, а также с неизменным наличием уборщиц, выхватывающими тарелки из под вашего носа с остатками еды, чтобы покормить жирного, дремлющего на кассе, кота. Иностранцы обожают такие места, думаю хотя бы  потому что их осталось очень мало, ну а сказать я был в России для них означает – я ел две сосиски за два восемьдесят алюминиевыми вилками с гнутыми конечностями, подобные которым в Берлине выставляются в галереях в качестве произведений концептуального искусства.

Мой вчерашний "алкаш" слегка побрился, но тем не менее от местных бомжей его отличала лишь некоторая самоуверенность во взгляде. На этот раз он выглядел как нечто среднее между человеком искусства и американским безработным.  Долго вглядываясь в меня, он, очевидно, усиленно пытался пробудить остатки памяти, которые водка вытеснила без следа, а затем   расплылся в широкой улыбке и сказал: Какая вы оказывается красивая! Это было приятно. Приятно было, наконец, общаться с кем-то, кто в первую очередь стремится узнать о тебе, а не вываливает разом свои проблемы и ожидает бесконечного сочувствия. Сейчас уже сложно сказать, был ли он лучше или хуже моего русского друга. Просто он был другой. Он слушал, что-то опять спрашивал, держал за руку и кормил пирожными. Хотелось свернуться у него на коленях и замурлыкать – такое исходило от него спокойствие. В свою очередь я узнала, что он экономист, живет на юге Германии, изучает экономику, социологию и политологию, а сюда приехал в командировку, чтобы написать доклад  о ситуации в России .Он замечательно говорил по-русски, хотя еще вчера не мог извлечь из себя ни слова, поскольку, согласно его истории, он накануне отмечал с русскими друзьями чей-то день рожденье, а потом одиноко потерялся в питерских проходных дворах в поисках туалета, недоумевая по поводу того, как его высококультурные и сверхинтеллектуальные коллеги могли позволить себе справлять нужду на стены окрестных домов,  громко подбадривая и  его присоединиться к ним . Наверное, это такая русская традиция, подумал он и решил вернуться к друзьям, но не смог найти обратную дорогу. Эпизод на мосту он не помнил напрочь, и тут уж я, не удержавшись, язвительно поинтересовалась, существует ли немецкая традиция блевать с моста в реку, на что Дэвид захохотал так громко и непринужденно, что на нас покосились все присутствующие, включая кота с нахальной мордой.  Мы проговорили взахлеб несколько часов подряд, потом погуляли по городу, и я отправилась домой. Немного мучила совесть, и я решила позвонить Петренко. Он был грустный и нежный, как всегда, после приступов агрессии.  Приехал ко мне виноватый с цветами и вином, и мы провели великолепную ночь.  Как всегда .Уже несколько лет длится этот деструктивный роман, и я знаю что ненавижу этого человека больше , чем люблю, но какая-то микрочастица меня привязана к нему настолько, что раз за разом , когда конец уже кажется неизбежным, я прощаю его за все, а главным образом  за то, что он не любит меня Конечно по- своему любит, но мне хочется, чтобы любили по моему . А любить по-моему – это значит заботиться, холить и лелеять, поэтому я думаю, что кроме родителей меня никто еще никогда не любил. К примеру, разные мужчины по-разному реагируют на слезы. Заплакав первый раз перед мужчиной, женщина тестирует его реакцию, во -первых, проверяя его отношение к ней, а во-вторых, предполагая возможность использовать это когда-нибудь с выгодой для себе. На "слезный тест" Петренко не отреагировал никак, а когда я заплакала от горя он спросил- «зачем ты ждешь моей жалости, как побитая собака?» Так что больше я перед ним никогда не плакала – все равно это не срабатывает, если орган жалости у человека атрофирован.