Летящая по волнам - Елена Сантьяго

Уильям не испытывал неудобств, ночуя в хижине, – его угнетало то, как тяжело от этого страдает Анна. После ужасных событий последнего года его сестра очень изменилась. Она стала замкнутой, молча сидела почти весь день и притворялась, будто вяжет или читает, хотя на самом деле размышляла и смотрела в пустоту. Она переживала смерть матери еще тяжелее, чем он. Уильям изо дня в день мог хотя бы отвлекаться на бесконечную работу.

Элизабет часто наведывалась в Саммер-хилл, чтобы навестить Анну. Но и ее визиты скоро закончатся, ведь они с Дунканом завтра уезжают и, наверное, больше никогда сюда не вернутся. Они хотели уплыть еще в январе, но из-за внезапной болезни Фелисити отъезд пришлось отложить.

Уильям радовался, когда Элизабет вынуждена была остаться здесь еще ненадолго. Он надеялся, что ее визиты помогут Анне прийти в себя. Однако состояние его сестры существенно не улучшалось. Постепенно Уильям начал думать о том, сможет ли она вообще избавиться от хандры.

Подойдя к хижине, Уильям заметил, что Анна, как обычно, сидит в своем кресле перед домом в тени фигового дерева. Обнаженные корни словно ширмой отгораживали его сестру от надоедливых взглядов. Подойдя, Уильям заметил, что вязанье лежало у Анны на коленях, но она не смотрела на него.

– Ты уже обедала? – спросил он в очередной безрезультатной попытке завязать разговор, хотя было очевидно, что Анна не желала ничего, кроме покоя.

– Селия что-нибудь мне принесет. Наверняка она сейчас придет.

В тихом голосе и выражении худощавого лица читалось безразличие. Аккуратно расчесанные и разделенные на пробор волосы были уложены по бокам в круглые «улитки», наглаженное платье и туфли из нежнейшего сафьяна служили доказательством того, что Анна все держала под контролем. Если бы она плакала, жаловалась или горевала о смерти матери, Уильяму было бы легче с этим справиться. А так он столкнулся с идеальным фасадом и полной душевной опустошенностью.

Пока Уильям раздумывал над следующим вопросом (не слишком ли жарко сестре на полуденном солнце и не знает ли она, когда к ним заглянет попрощаться Элизабет), появилась Селия. Она быстро и решительно шла со стороны кухни – единственного здания, которое уцелело после пожара.

– А вот и Селия с моим обедом, – сказала Анна.

Она отложила рукоделье в сторону, чтобы служанка могла поставить поднос с едой ей на колени.

– Жареная рыба с тыквой и лимонад, – произнесла Селия. – Попробуйте, леди Анна.

Хозяйка даже не взглянула на нее.

– Большое спасибо за твои старания, Селия. Что бы я без тебя делала? Может, и Уильям хотел бы чего-нибудь поесть? Для него что-нибудь осталось?

Уильям почувствовал, что на самом деле сестра хотела сказать: «Не стой здесь как истукан и не смотри на меня так!» Ее напряженные плечи свидетельствовали о том, что появление брата загнало ее в угол. А ведь он ничего не требовал от сестры, еще много недель назад оставив попытки расшевелить ее. Поначалу Уильям ободрял Анну, предлагая ей покататься верхом или позаботиться о больных работниках, чем его сестра прежде занималась, или отправиться в экипаже в Бриджтаун и навестить Элизабет. На все предложения Анна лишь едва заметно кивала, а иногда давала ничего не значащие ответы: «Да, наверное, скоро я так и поступлю». И, конечно, ничего не делала.

– Для милорда у меня на плите есть рагу из ягненка, – ответила Селия.

Молодая мулатка в ожидании застыла у дерева. На ней было обычное серое хлопчатобумажное платье без рукавов, подвязанное на талии веревкой. Темные кудрявые волосы она заплела в тугую косу на затылке. Носить чепчик Селия отказывалась из-за зноя, к тому же на кухне было еще жарче, чем снаружи. У мулатки было пропорциональное лицо, кожа цвета корицы и дикого меда и слегка раскосые глаза светло-янтарного оттенка. Она всегда ходила босиком, и вид ее изящных лодыжек и худых рук немного возбуждал Уильяма.

Он не мог бы сказать, когда именно стал воспринимать Селию как женщину. Возможно, после той ночи, когда она убила Гарольда Данмора – своего родного отца. С тех пор эта мулатка иногда казалась Уильяму совершенно чужой, словно он никогда не был с ней знаком. Было в ее лице и осанке нечто такое, от чего девушка казалась одновременно дикой и благородной, словно богиня мести из языческих мифов. Уильям давно замечал в ней нечто эдакое. Иногда в глазах Селии вспыхивали искорки, словно отблески далеких зарниц, и в эти моменты он спрашивал себя: может, так было всегда?

Уильям не разговаривал с ней о событиях той кровавой ночи. Ему казалось, что Селия, как и его сестра, хочет запереть прошлое внутри себя и больше никогда к нему не возвращаться. Однако, в отличие от Анны, мулатка вела привычную повседневную жизнь. Селия вставала с первыми петухами, готовила еду для работников, а также для Уильяма и Анны, прибирала в хижине и лечила больных собственноручно приготовленными лекарствами. В солнечные дни она сопровождала хозяина и его сестру в Сент-Джеймс на мессу. Тогда Селия надевала свое лучшее платье из голубого набивного ситца и подаренные Анной поношенные туфли, которые после возвращения домой сразу же снимала. По традиции во время посещения церкви мулатка прятала волосы под чепчик, который прикрывал и часть ее лица. Она держалась позади, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание. Любопытство и страсть к сенсациям со временем сошли на нет. Хотя кое-какие слухи все еще ходили: все знали, что Селия была дочерью сумасшедшего Гарольда Данмора и чернокожей рабыни и что она собственноручно вонзила кинжал ему в грудь, чтобы спасти Анну – свою хозяйку.

Но, к счастью, и эта сенсационная новость отошла на второй план и наскучила людям. Они перестали бросать на Селию любопытные взгляды, и шумиха постепенно улеглась. Девушку снова оставили в покое, и Уильям облегченно вздохнул. Прежде всего потому, что теперь едва ли кто-нибудь смог бы выведать еще более опасную тайну, которая могла бы привести Селию на виселицу: она была любовницей Акина – вожака восставших рабов. Те в прошлом году сеяли на острове смерть и разрушение, пока их не одолели в кровопролитных боях и не согнали в кучу, как разбежавшийся скот. Некоторых в наказание повесили прямо на месте. Акина, громадного негра из племени йоруба, постигла ужасная судьба: Гарольд Данмор посадил его в клетку и сжег живьем. Селии пришлось беспомощно наблюдать за этим.

Ей и Уильяму не повезло: их любимые люди погибли от руки одного и того же убийцы. Возможно, именно этот факт связал их сильнее, чем воспоминания о раннем детстве, которое они оба провели в Саммер-хилл.

– Положить вам, милорд? – нетерпеливо спросила Селия.

– Что? – растерянно произнес Уильям, отвлекшись от своих воспоминаний.

– Немного рагу.

– Ох, нет, я не голоден. Поем позже. Но от лимонада я бы не отказался.

Служанка развернулась, чтобы отправиться на кухню, но, пройдя несколько шагов, остановилась.

– Хозяин, недавно приезжал Пенн, – бросила она через плечо.

– Джордж? Что ему было нужно?

– Как обычно. Он навестил леди Анну и снова уехал.