Выстрел на Большой Морской - Николай Свечин

— Кто таков этот Скиба? — не моргнув глазом, ответил Благово. — В свидетели пойдёт?

— Или Миронович? Тот тоже подлец известный.

Сыщики помолчали. Благово, признаться, был обескуражен услышанным. Дядя государя, председатель Государственного совета, генерал-фельдмаршал — и заказчик наёмного убийства. Что теперь делать с такими сведениями? Виноградов смотрел на него с усмешкой и почти сочувствием.

— Да не забивайте себе голову, Павел Афанасьевич! Доложите всё Плеве, а он пусть решает.

— Плеве не полезет в такой вопрос.

— И правильно сделает! Плодить себе недругов из великих князей… Таких дураков нет. Он доложит министру. Тот на себя тоже не возьмёт. Я вам расскажу, как дальше сложится. Граф Толстой не решится докладывать государю такое мутное дело, а поедет на Миллионную, 19[14]. И там они… что? правильно! обо всём договорятся. Я никаких показаний, извините-с, не дам. Сашка-офицер примет убийство на себя — мстил-де за честь поруганной сестры — и пойдёт на каторгу, откуда вскорости и сбежит. Крайним окажется мелкая сошка Панибратов. Он во всём сознается: да, выпускал душегуба на одну ночь за мзду, ешьте меня с кашей… Его выгонят со службы, а Михаил Николаевич в награду пристроит верного человечка. Каким-нибудь смотрителем в своё имение Боржоми. В жаловании Панибратов существенно выиграет, и от столиц будет далеко. Кому от вашего дознания повезёт, Павел Афанасьевич, так это ему!

— А вы?

— А я… останусь начальником сыскной полиции. И вы ещё не раз по службе будете со мной соприкасаться. Обещайте же не смотреть тогда волком!

И Виноградов весело рассмеялся.

Раздосадованный Благово ушёл не прощаясь. Будто дерьма наелся! Разумеется, всё получилось именно так, как предсказывал главный столичный сыщик. Павел Афанасьевич доложил полученные сведения Плеве и тот без раздумий приказал ему расследовать две оставшихся версии убийства Макова. А этой больше не касаться.

Смерть Макова вызвала в столице очередную волну пересудов. 1 марта днём в Петропавловском соборе состоялась панихида по умершему 27 февраля бывшему канцлеру Горчакову, в присутствии императора. Благово по должности обязан был на ней присутствовать. В парадном мундире с чёрным крепом на рукаве он обошёл несколько знакомых семейств: Новосильцевых, Глинку-Маврина, Волковых — все говорили только о Макове. Несчасный канцлер, всеми забытый, никого более не интересовал, а тут такое событие… Павел Афанасьевич внимательно выслушивал сплетни — он знал, что в расследовании всё может пригодиться.

Оказалось, например, что смерть бывшего министра уже успела породить скандал. Лев Саввич до последнего оставался членом Государственного совета. Председатель его, великий князь Михаил Николаевич, письменно запросил обер-прокурора Синода Победоносцева: должно ли оказывать покойному какие-либо почести? Тот немедля и категорично ответил запиской, что никаких (на что же рассчитывать самоубийце и взяточнику?) Такое же мнение устно высказал и государь, тогда ещё не извещённый, что Маков ушёл из жизни не по своей воле. Однако помощник статс-секретаря Гартман по собственной инициативе разослал всем членам совета повестки на панихиду по их товарищу. Пришлось Половцову, как секретарю, отменять эти повестки и отсчитывать своего излишне ретивого подчинённого.

Общество нимало не сомневалось, что Маков застрелился, спасаясь от надвигающегося ареста и позора. Слухи о его огромных растратах в бытность министром всё множились; назывались уже баснословные суммы. Кроме казнокрадства, покойнику приписывали ещё и многочисленные взятки со старообрядцев запрещённых толков.

Вечером 2 марта Плеве вызвал к себе Благово и передал ему собственноручную записку государя, адресованную княгине Юрьевской. В ней Александр Александрович повелевал безутешной вдове немедленно вернуть в Россию украденный ею дипломатический документ. А также ответить на все вопросы статского советника Благово, которые тот сочтёт необходимым задать. Вместе с запиской Плеве вручил Павлу Афанасьевичу заграничный паспорт и билет до Парижа.

— Вячеслав Константинович, в соборе давеча много говорили о маковском казнокрадстве. Насколько эти слухи справедливы? Его действительно ожидал арест?

— Со дня на день. Вы знакомы с тайным советником Перфильевым?

— Это со Стёпой? Лично, слава Богу, нет, но говорят о нём исключительно плохое.

— Степан Степаныч действительно легендарный мошенник. Он друг покойного, и был при Макове-министре директором канцелярии МВД. Основные хищения совершались именно там; достоверно установлена пропажа 380 000 рублей. Перфильев воровал и делился с Маковым, а тот его прикрывал. Следователь уже получил ордер на арест Лёвы, как вдруг такое дело.

— Со смертью Макова расследование о хищениях прекратится?

— Оно стало невозможным. Перфильев валит всё на министра, а того уже не спросишь.

— Стало быть, Степан Степаныч много выиграл от смерти Макова?

Плеве вскинул голову:

— Вы полагаете?

— Старая истина: ищи, кому выгодно.

— Хм… Об этом я не подумал. Ещё одна версия, ничуть не хуже прочих. От такого подлеца всего можно ожидать.

— Когда Макова в восьмидесятом году заменил Лорис-Меликов, Юрьевская уговорила государя создать специально для него министерство почт и телеграфов. Уходя, Лёва взял друга Стёпу с собой и назначил его директором Почтового департамента. Перфильев в этом качестве имел отношение к перлюстрации?

— Нет, это противу правил. Работа «чёрных кабинетов» — важнейшая государственная тайна; официально их не существует. По всей империи таких кабинетов лишь девять: здесь, в столице, а также в Москве, Варшаве, Киеве, Харькове, Тифлисе, Вильно, Бресте и Одессе. Здешней перлюстрацией заведует петербургский почт-директор тайный советник Шор. Владимир Фёдорович — очень важная персона! Каждое утро он особым курьером в двойных конвертах пересылает выписки из вскрытой корреспонденции лично министру внутренних дел. И никому более! Я и даже Оржевский не допущены к этим вопросам.

— Откуда же тогда в тайнике у Макова взялись украденные письма? Он уже три года, как не министр внутренних дел, а найденная мною корреспонденция — полуторагодовой давности.

— Нынешний порядок ввёл нынешний государь. При его августейшем родителе Маков как почтовый министр ведал в том числе и перлюстрацией. На этом, кстати, он и погорел.

— Да, я тоже такое слышал. Рассказывали, что он принёс новому императору целую связку чужих писем, желая тем ему услужить. Его величество, напротив, разгневались и Маков был отставлен, а министерство его ликвидировано. Правда, перлюстрация, как таковая, сохранилась: его величество понимает её необходимость для охранения государства.

— Просто она стала менее доступна для всяких проходимцев. Факт вскрытия частной корреспонденции не радует государя, но он согласен, что в интересах безопасности не до чистоплюйства. В прошлом году ассигнования на перлюстрацию увеличены вдвое против прежнего. Граф Толстой время от времени представляет на прочтение его величеству выписки из писем, но лишь политического характера. Александр Второй, наоборот, требовал сплетен…