Мельничиха из Тихого Омута 2 - Ната Лакомка

Для этого всего и требовалось, что варить говяжий бульон, опустив в него свёклу сразу. И не резать её на части, не надо сразу шинковать, и — Боже, упаси! — натирать на крупной терке, чего у меня здесь, кстати, не было. Нудно было просто бросить свёклу в котелок и поварить минут пятнадцать вместе с остальными ингредиентами — кусочками репки, стеблями сельдерея и укропа, обжаренной на смальце шинкованной луковицей, капустой и черносливом, который я выторговала у продавца пряностей по баснословной цене, о которой Жонкелии лучше было не знать. Потом свёкла вылавливалась, борщ доводился до вкусового ума солью и перцем, и вынимался из печи, а когда переставал славно булькать, в него добавлялась мелко порубленная свёкла.

Хочешь поразить мужчину в самое сердце — свари борщ. Пусть он будет огнедышащий, красный, полный вкусного, пропитанного овощным духом мяса, и подай этот кулинарный шедевр со сметаной и чесночными пампушками. А потом — просто наблюдай…

Вот я сидела и наблюдала, как судья уплетал борщ так, что за ушами трещало. Словно вместо свекольной похлебки я подала к столу манну небесную пополам с божественной амброзией.

Первая тарелка с пятью пампушками была уничтожена в считанные минуты, и я без слов налила вторую порцию, а потом и третью.

После третьей тарелки судья посмотрел на котелок, подумал, и покачал головой, отказываясь от добавки и зажевывая стебелек укропа.

— Понравилось? — спросила я из чистого женского кокетства.

— Я в восторге, — признался Кроу, глядя на меня с таким восхищением, будто я была самой изысканной женщиной во всем мире. — Это ведь римский суп? Суп из свёклы нас научили варить римляне… Вы из Рима?

— Точно — нет, — ответила я со смехом. — В моём мире этот супчик не считают достоянием римской кухни. Но из-за этого блюда разворачиваются нешуточные споры, почти национальные войны. Колдовское блюдо, на самом деле.

Лучшее приворотное зелье, между прочим. Безо всяких лепестков роз и ирисов.

— Война из-за супа? — попытался осмыслить судья. В вашем мире убивают из-за супа?

— До убийств ещё не дошло, — признала я. — Но только потому, что спорят по интер… — тут я вздохнула, потому что объяснить человеку из английской глубинки средних веков про интернет и виртуальные споры было невозможно. — Ладно, всё это осталось там. Даже вспоминать не надо…

— Вспомнили свой мир и загрустили? — проявил проницательность Рейвен. — Скажите что-нибудь на своем родном языке?

Он сидел за столом, напротив меня, и глаза у него были — как ежевика под дождем. Черные, блестящие. Колдовские глаза…

И я сказала по-русски, глядя в них, как в зеркало:

— Хоть вы и балбес, господин судья, но очень мне нравитесь.

Он слушал меня очень внимательно, и когда я замолчала, заговорил не сразу, а после долгой паузы.

— Ваш язык звучит, как песня, хозяйка. А что вы сказали?

— Пожелала вам приятного аппетита, — засмеялась я.

— Правда? — судья посмотрел на меня пристально, и черные глаза загорелись. — А я думал, вы сказали кое-что другое…

— Что же? — спросила я в приятном волнении.

— Попросили вас поцеловать, — произнес он и подался вперед, переводя взгляд на мои губы.

Всего лишь поцелуй — это совсем не страшно, и ничего не значит.

Почему бы и не поцеловаться с красивым и обходительным мужчиной? Чуть-чуть романтики… Разве я этого не заслужила?

Судья ждал и смотрел так же жадно, как до этого — на тарелку с борщом. Хотя… нет, не так смотрел. В его глазах я видела не только страсть, но и нежность… Нежность к мельничихе? А почему бы и нет?..

Я уже готова была сказать заветное «да», как вдруг в окно за спиной судьи кто-то заглянул. Лица я не увидела — только силуэт, промелькнувший за подоконником, но этого хватило, чтобы от неожиданности уронить нож и разделочную доску, которые я держала в руках.

Судья оглянулся рывком, но в окне уже никого не было.

— Что там такое? — спросил Рейвен отрывисто.

— Не разглядела, — призналась я, поднимая доску и нож. — Моргелюты, наверное. Опять хлеб выпрашивают, прожоры ненасытные.

— Не нравится мне ваша дружба с ними, — нахмурился судья. — Берегитесь их.

— Они безобидные, — заступилась я за водяных. — К тому же, бояться вашу честь, как черт ладана. Пока вы со мной, мне ничего не грозит.

— Да? — оживился он. — Может мне нужно…

— Ни слова больше, — перебила я его, пока не наговорил чего лишнего. — Мы же решили, что у нас только деловые отношения.

— Решили, — со вздохом признался он. — Но поцеловать-то вас можно?

Вид у него был грустный и такой потешный, что я не удержалась от смеха.

— Ну если только потихонечку, — согласилась я.

Он тут же рванул из-за стола, но я погрозила ему пальцем:

— Потихонечку — это значит, без свидетелей. А у нас тут — проходной двор. Пойду вас провожать, вот и поцелую на прощание. А сейчас у нас яблочный пирог на десерт. Готова поспорить, такого вы никогда не ели.

На самом деле, я не знала, готовят ли в Тихом Омуте подобные пироги. В моем мире это блюдо называлось «Корнуолльским яблочным пирогом», и наверняка, не просто так называлось. Скорее всего, его придумали где-то в этой части Британии, но как бы там ни было, пирог получился отменный, и попробовать его стоило в любом случае.

Тесто для него замешивалось самое обыкновенное — на яйцах, сметане и масле, не слишком густое, а вот порезанные на дольки яблоки укладывались особым способом — ставились в тесто ребром, выпуклой стороной вверх, от центра по кругу. Это позволяло тесту подняться между яблочных кусочков, не позволяя начинке раскиснуть, но в то же время сохраняя фруктовую сочность. Когда я принесла пирог из кладовой — уже остывший, политый медом, это почти примирило судью с тем, что поцелуи мы перенесли на потом.

— Ваша правда, хозяйка, — признал он, прикончив второй кусок, — такого дивного пирога я не ел ни разу в жизни. Вы точно были хранителем книг, а не поваром при королевском дворе.

— Точно, точно, — успокоила я его. — Прежде, чем испечь этот пирог, я скормила моргелютам три неудачные попытки. Эх, мне бы одну из тех книжечек, которые я читала… Или энциклопедию рукоделий, на худой конец…

Когда Жонкелия и два наших работника пришли ужинать, проводив последнего клиента, судья засобирался домой, прихватив узелок, в который я увязала два огромных куска пирога.

— Пойду, провожу, — сказала я мамаше Жонкелии, — чтобы господин судья не заблудился.

Судя по взгляду, брошенному на меня и судью, старуха сильно сомневалась, чтобы черти могли заблудиться, но промолчала, и начала собирать на стол.

А мы с Рейвеном спустились с крыльца, он взял своего вороного под узды, и повел к лесу. Я шла рядом, вполголоса рассказывая, как поговорила с Модести, пообещав прийти на шабаш в пятницу, и уже с уверенностью заявила, что Эдит приторговывала колдовскими эликсирами далеко за пределы Тихого Омута.