Дом с химерами - Инна Бачинская
Шрифт:
Интервал:
Вставать не хотелось. Он взглянул на часы – одиннадцать. Нужно позвонить Витале, доложиться – жив, мол, и здоров, ночь прошла без происшествий. Потом выскочить, купить продукты и еще свечей, и оглядеть окрестности. Еще найти душевую комнату и осмотреть дом на предмет нахождения чего-нибудь полезного в хозяйстве. Дел непочатый край, сказал он себе, желая подбодрить, потому что уже подкатывала к горлу тоскливая и безнадежная волна… Сейчас мы встанем, умоемся, позвоним Витале, прогоним текст пьесы…
Виталий был весь в пылу скандала со своей подругой – услышав голос Глеба, он проорал:
– Глебушка, я перезвоню! Сейчас никак! Да заткнись ты, ни фига не слышно! Это не тебе, Глебыч! Привет!
«А кому хорошо?» – подумал Глеб философски и отправился на кухню умываться.
Вода из крана текла уже не такая ржавая, и он не только умылся, но и, набрав ее в кастрюлю, облился на крыльце. Душевую он нашел, но головка душа была отломана. Ухнул, растерся жестким махровым полотенцем – подарком Витали, помахал руками, поприседал и побежал одеваться.
Через полчаса Глеб запер дверь и отправился на экскурсию. Прошел по дорожке полумертвого сада, заросшего чертополохом и одичавшими кустами жасмина, который благоухал нежно и сладко, полюбовался усохшими корявыми деревьями, похожими на привидения.
У перекошенной калитки он оглянулся. Благородной формы, штучной работы, с разбитым мрамором крыльца и колонн и немытыми стеклами окон, дом выглядел печально и одиноко. Глеб нашел свое окно на втором этаже…
…Это была окраина города, в прошлом – деревня с барским домом. Канула в Лету эпоха, и барский дом дышал на ладан, доживая последние дни.
Глеб зашел в продуктовый магазинчик, где время, казалось, остановилось – разбитная крикливая продавщица из советских кинофильмов запросто общалась с покупателями, называя их по имени. Она с любопытством скользнула по нему взглядом и по-свойски спросила:
– А вы кто же будете? Дачник?
Глеб сказал, что живет здесь.
– Снимаете? – уточнила она, и все, кто был в магазинчике, уставились на Глеба.
– Нет, в бывшем общежитии, – ответил он, проклиная отечественную простоту нравов, от которой отвык за годы жизни в Германии.
– В «Театре»? – спросила она.
– В театре? – озадаченно повторил Глеб.
– Ну да! Там артисты жили, три месяца уже, как никого нет. Значит, опять заселяют? Не боитесь, что прибьет? Он же в аварийном состоянии.
– Ништяк, еще постоит, – включился старик с матерчатой торбой. – Раньше на совесть строили.
– А вы артист? – спросила продавщица, заглядывая ему в глаза.
Глеб кивнул.
– Ты это… парень, смотри в оба, – сказал старик. – А то мало ли чего… – Он пошевелил пальцами.
– А как вас звать?
Глеб назвался.
– А я Валя! Будем знакомы. Вы, если надо чего, не стесняйтесь. Пол помыть, убраться… Я тут всех знаю.
– Там света нет, – сказал Глеб.
– Отрезали? – всплеснула руками женщина в черном плаще. – За неуплату?
– Сносить собираются, – объяснила Валя. – Надо свечки.
– Ты, парень, поосторожнее с огнем, еще пожар устроишь, не ровен час. Нам тут только пожара не хватало. А в жэке знают, что ты заселился?
– Петрович, успокойся! «Театр» на балансе культуры, они хозяева. Имеют право.
– Опять пьянки-гулянки, – пробурчал Петрович. – Знаем мы этих артистов. Точно спалят!
Валя подмигнула Глебу – не обращай, мол, внимания.
– А вы из какого театра?
– Из Молодежного.
– Это там, где Виталик? – обрадовалась она. – Тут еще Петя Зосимов жил, тоже из Молодежного. Хороший парень. Говорил, не дом, а… этот… где люди из воска.
– Паноптикум?
– Ага. Тут у нас всякое говорят, лично я не верю. Бабки темные, чего только не придумают.
Глеб не стал уточнять, что она имеет в виду. Распрощался и, нагруженный продуктами, отправился домой. Дав себе слово впредь возить продукты из города.
Он распихал продукты в буфете, посетовав, что нет холодильника. Вдруг пришло в голову, что двести лет назад в этом доме тоже жили без электричества, при свечах, и сейчас время сделало виток и вернулось туда же, только на новом уровне – более цивилизованном. Он хмыкнул – это как посмотреть.
Глеб сделал себе бутерброд и открыл бутылку пива. Хотелось кофе, но газа, увы, не было. Нужно купить что-нибудь… Плитку, хоть чаю горячего попить. Или кофе. И тут ему до смерти захотелось кофе – крепкого, свежемолотого, – даже в глазах потемнело. Ладно, что-нибудь придумаем, успокоил он себя.
Он сбегал за пьесой, протер стол и разложил на нем листки с текстом. Пил пиво, закусывал бутербродом и читал пьесу. Она была ему знакома, он видел ее в берлинском «Ренессансе», как уже упоминалось, и, читая, вспоминал актера, игравшего Майкла, и представлял себе, как сыграл бы это сам. Глеб подумал, что ему для репетиций нужна музыка. Танго, фокстрот, вальс… И вдруг почувствовал такой прилив энергии, что закружилась голова. Соскучился по сцене…
Звонок мобильника заставил его вздрогнуть. Это был Виталий Вербицкий.
– Привет, Глебыч! Ты как? Приспособился? Ты извини, не мог с тобой утром поговорить. Ты дома?
Глеб невольно рассмеялся.
– Дома! Заходи. Да, послушай, у тебя нет плеера… музыка нужна.
– Привезу! – обрадовался Виталий. – Так ты согласен?
– Пока не знаю. И еще. Может, какая-нибудь походная плитка? Заимообразно. Хоть чаю вскипятить. Или кофе.
– Не вопрос! У нас есть все, Глебыч. Привезу. Слушай, ты по комнатам еще не шарился? Мебель, то-се. Может, я у тебя останусь, я вроде как бездомный – эта дура меня выперла. Вернее, я сам. Условия она, видите ли, ставит! Мне, Виталию Вербицкому! Ха-ха-ха! Трижды. А у ребят медовый месяц, не хочется рушить. Пусть пока у меня поживут. Ну, все, лечу, Глебыч! До скорого! Господи, как я рад, что ты вернулся!
Он примчался через два часа, нагруженный сумками. Глеб сидел на крыльце, заканчивая читать пьесу. День перевалил за половину, воронье утихло, и в углах сада уже сгущались тени – оттуда тянуло холодком.
…И снова была роскошь общения. На сад опустилась ночь, зажглись звезды. Окно было распахнуто, свежий ветерок шевелил газету на столе, а из сада долетали тонкие пронзительные запахи травы и жасмина. Они вспоминали ребят, девочек, которых любили, строили планы на будущее. Жизнь была, оказывается, прекрасна и удивительна, нужно только правильно расставить акценты и не требовать запредельного. Взаимопонимание, вино, творчество – чего ж еще, мой друг?
Около полуночи позвонила женщина Вербицкого, и он засобирался домой.
– Опомнилась! – саркастически бросил напоследок. – На коленях, в соплях, прощения просит. Я позвоню завтра, Глебыч. Бывай!
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!